Орджоникидзе

Дубинский-Мухадзе Илья Моисеевич

Елена Дмитриевна, давно привыкшая ко всяким неожиданностям, радушно всех приютила. Серго она даже похвалила главным образом за удачный выбор времени.

— Откуда вы узнали, что хозяйка со всеми домочадцами на даче? Я одна во всей квартире. К тому же ко мне очень хорошо относится наш дворник Абаз. Я обучаю его многочисленное потомство грамоте, а он в благодарность делится новостями, исповедуется во всех деликатных поручениях околоточного.

Теперь уже все делегаты готовы были переменить свое мнение о роковом числе "тринадцать". В доме под этим номером они работали без всяких помех.

"Ввиду некоторых причин порядок дня был изменен, — делился Серго с читателями "Социал-демократа" (речь шла о втором заседании РОК), — первым был поставлен вопрос о "загранице"…

Вопрос этот вызвал довольно продолжительные прения. Все местные делегаты высказывали ту мысль… что дальнейшее существование ЗОК кроме вреда ничего не может принести; указывалось на то, что вокруг ЗОК создалось столько склоки, что наше вхождение с ней в официальные сношения в деле привлечения всехместных организаций только было бы тормозом".

Делегаты настаивали — необходимо проголосовать за роспуск ЗОК — вполне достаточно Русского центра. Вопреки ожиданиям Серго выступил против.

— Русская организационная комиссия, — напомнил он, — не гарантирована от провала. Среди нас уже нет Степана Шаумяна. До нас даже не добрался наш петроградский товарищ. На войне как на войне — гласит французская поговорка; всяко бывает. Упрячут нас в тюрьму, и снова некому будет готовить партийную конференцию. Пусть уж лучше останется ЗОК, только на вторых ролях, в подчинении Русского центра.

Мнение Орджоникидзе взяло верх. Затем обсудили порядок выборов на конференцию и приблизительный план будущей работы. В заключение приняли воззвание ко всем партийным организациям.

"К делу, товарищи!

Долой кружковщину, фракционность, склоку…

Да здравствует единая нелегальная революционная РСДРП!"

Обращение направили и деятелям легальных организаций.

Серго объяснил потом, для чего это было сделано.

— "Нефракционный" Троцкий… всеми силами распространял против нас всякую… небылицу. Особенно энергично он уверял, что ленинцы не хотят допустить никого из "легалистов" на конференцию. А мы, ленинцы, доказывали своим обращением к товарищам легалистам, насколько "прав" был Троцкий. С недоумением рабочие говорили: "Какая бессовестная травля! Если правда, что Ленин не хочет легалистов на конференции, почему же ленинцы обращаются к нам, мы-то работники беспартийных организаций! Это значит — Троцкий говорит неправду".

По одному, по два члены Российской организационной комиссии покидали Тифлис. В Петербург снова отправился Семен. В Москву и в Прибалтийский край — Сурен Спандарян. [34] Задержался лишь Серго. Он понимал, что слишком рискует. Раздобыл себе паспорт на имя богатого коннозаводчика из горного Карачая, надел парик, наклеил усы, облачился в щегольскую черкеску. И готовил выборы Кавказского бюро РСДРП — центра, который бы надежно сплотил большевистские группы, разбросанные по городам большого, многонационального края.

34

"Сурен, — писал Шаумян, — принадлежал к той части армянской молодежи, которая порвала всякие связи со старым армянским миром и интеллигенцией и заявила, что она ничего не унаследовала от них и ничему не желает у них учиться. Сурен — дитя современного интернационального бытия… Его учителями были Чернышевский, Белинский, затем Маркс и Энгельс". В 1901 году гимназист Сурен вступил в Тифлисскую организацию РСДРП. И с этого дня до конца своей жизни Спандарян целиком отдается революционной работе. Меньше чем за месяц до смерти — в августе 1916 года — Сурен Спандарян удостоился величайшей милости царя — безнадежно больной был освобожден от дальнейшего пребывания в ссылке и отдан под надзор полиции.

Было у Серго и другое намерение, также успешно осуществленное. Он наладил работу подпольной типографии. Сразу дал ей большой заказ — во многих тысячах экземпляров отпечатать прокламацию: "Товарищи рабочие! Организуйтесь в единую нелегальную революционную партию!"

"…Для

того, чтобы в грядущей борьбе иметь силу и влияние на народные массы, — говорилось в прокламации, — чтобы руководить ими, нам нужно иметь свою тесно сплоченную, крепкую и прочную пролетарскую организацию. При теперешних политических условиях ясно, что мы, рабочие, не имеем возможности организоваться в открытую партию. Нам необходима ПОДПОЛЬНАЯ работа. Никакие препятствия не должны останавливать нас в святом деле воссоздания нашей нелегальной рабочей партии.

Везде, повсюду в России сознательные пролетарии неустанно ведут трудную, тяжелую работу по воссозданию и укреплению РСДРП. Так протянем же им руку, встанем плечом к плечу с ними. Объединенные, мы непобедимы!

Итак, товарищи рабочие, настало время, когда с удвоенной энергией мы должны взяться за подготовку к новым битвам под красным знаменем нашей славной и старой Российской социал-демократической рабочей партии.

Долой ликвидаторство!"

Прокламация была распространена по всему Кавказу. Затем в изложении Ленина появилась и на страницах "Социал-демократа". Ильич радовался: "…прокламация отпечатана в собственной типографии тифлисских большевиков".

…Осенью проститься с Тифлисом особенно трудно. На этот раз Серго не мог подбодрить себя тем, что, уехав из родной Грузии, он по крайней мере будет находиться там, где всего нужнее,

Торопился в Париж, а уперся в полосатый пограничный шлагбаум. Ни заграничного паспорта, ни пачки ассигнаций, мгновенно вызывающих благосклонность пограничной стражи, Орджоникидзе не имел. Без денег не удавалось сговориться и с галицийскими евреями-корчмарями и балагулами, хорошо знавшими тайные тропы и надежные броды.

Оставалось еще раз — в который по счету! — испытать счастье. Как только зарядил хороший дождь, Серго перекинул через плечо ботинки — для сохранности — и подался через лес к реке. Вода оказалась даже теплее, чем предполагал Серго, с детства привыкший к обжигающе-студеным водам Квадауры. Противоположный, поросший сосной берег и был заграницей.

А в Париже Владимир Ильич не знал, что и думать. С надежной оказией Крупская прислала в Тифлис записку:

"С-о все еще нет, и вестей от него никаких. Думаем, провалился. Между тем положение весьма обострилось… Ввиду возможного провала С-о попросите… прислать немедля подробнейшее письмо о свидании с Олей". [35]

35

С-о — Серго Орджоникидзе. Оля — Российская организационная комиссия

О нет! Серго сам поведает Ильичу о своей крестнице Оле.

До Парижа он кое-как добрался. Смертельно устал. Забыл, когда в последний раз досыта ел. И так как не на что было купить билет в омнибус, нанял у Северного вокзала автомобиль. И снова на окраинной улице Мари-Роз консьержка побежала звать Надежду Константиновну. Ей пришлось расплачиваться с шофером.

Они уютно устроились в той же "приемной" Ильича, у окна, выходившего в ярко расцвеченный лукавой парижской осенью садик.

— За это время в жизни нашей дорогой Оли, — Серго невольно озорно подмигнул, — не произошло никакого изменения к худшему. Не получен ни один протест от местных организаций. Напротив, к Российской организационной комиссии присоединились новые силы: крупные районы Москвы, Петербурга, Николаев, Казань, Саратов, Вильно.

— Паровоз поставлен на рельсы, — прибег к несколько неожиданному образу Владимир Ильич. — Ей-же-ей! Практически действующий центр существует. Возможно предвидеть долгие и трудные месяцы, новые провалы, новые перерывы в работе. Но главное сделано. Знамя поднято; рабочие кружки по всей России потянулись к нему, и не свалить его теперь никакой контрреволюционной атакой!

Поздно ночью Надежда Константиновна не выдержала — потребовала, чтобы Владимир Ильич и Серго немедленно шли спать.