Орифламма

Ионеско Эжен

Четвертый мужчина. Пусть он раскается, горя в адском пламени. Господь не примет его раскаяния.

Первая женщина. Пусть вырвут у него язык, а он вырастет снова — и так по двадцать раз на дню.

Второй мужчина. Пусть насадят его на вертел! Посадят на кол. И пусть он станет свидетелем нашей радости. Пусть взрывы нашего смеха его оглушат.

Вторая женщина. Вот мои вязальные спицы, чтобы выколоть ему глаза.

Макол. Если вы сейчас же не заткнетесь, я спущу на вас своих солдат и собак.

Множество гильотин в глубине сцены, как это уже было в первой картине.

Итак,

теперь, когда с тираном покончено и он клянет свою мать за то, что она родила его на свет, скажу вам следующее. Отныне моя страждущая родина увидит больше пороков, чем когда бы то ни было. При моем правлении она будет страдать все больше и больше — так, как еще никогда не страдала.

По мере того, как Макол произносит эти слова, слышится ропот неодобрения, отчаяния, оцепенения. К концу этой тирады возле Макола не остается ни души.

Я чувствую, что пороки так хорошо мне привиты, что стоит им расцвести пышным цветом, и черный Макбет покажется вам белее снега, а наша бедная страна будет считать его агнцем божьим в сравнении со мной и моими бесчисленными злодеяниями. Макбет был кровавым, сластолюбивым, скупым, лживым, коварным/резким, хитрым. Его пороков не счесть. Но моему распутству не будет границ. Вашим женам, дочерям, матерям семейств, девственницам не насытить моих желаний. Мои страсти преодолеют все преграды моей воли. Макбет был бы монархом намного лучшим, чем я. В моем характере самые низменные инстинкты сочетаются с такой неутолимой жадностью, что за время своего правления я отрублю головы всем дворянам, чтобы завладеть их землями. Мне потребуются драгоценности одного, дом другого, и каждое новое приобретение будет для меня лишь приправой, разжигающей аппетит. Я затею несправедливые тяжбы с лучшими и самыми порядочными, чтобы завладеть их добром. Я напрочь лишен добродетелей, которые пристало иметь монархам. Справедливость, искренность, умеренность, уравновешенность, щедрость, упорство, жалость, человечность, набожность, терпение, мужество, твердость — мне неведом даже их привкус. Зато у меня в избытке различных преступных наклонностей, которые я удовлетворю любыми средствами.

Епископ, единственный человек, оставшийся еще возле Макала, с подавленным видом уходит направо.

Теперь, придя к власти, я вылью к чертям сладкое молоко согласия. Я приведу в полное расстройство всеобщий мир, уничтожу на земле всякое единство. Начнем с того, что превратим это герцогство в королевство — и я его король. В империю — и я император. Я — супервеличество, император над всеми императорами. (Исчезает в тумане.)

Туман рассеивается. Через сцену пробегает Охотник за бабочками.

Конец

Носорог

Действующие лица в порядке их появления на сцене

Лавочница

Жан

Беранже

Официантка

Лавочник

Домашняя хозяйка

Логик

Старый господин

Хозяин кафе

Дэзи

Дюдар

Ботар

Мсье Папийон

Мадам Беф

Пожарный

Старичок — мсье Жан

Жена мсье Жана

Головы носорогов

Действие первое

Декорации

Площадь в провинциальном городке. В глубине — двухэтажный дом; на первом этаже — витрина бакалейной лавки. В лавку

ведет стеклянная дверь, перед ней порог в две-три ступеньки. Над витриной крупными буквами выведено «Бакалея». На втором этаже — два окна, по-видимому, квартира хозяев магазина. Вдалеке над лавкой высоко уходит в небо шпиль колокольни. Между лавкой и левой стороной сцены видна убегающая вдаль узенькая улочка. Слева, наискосок, — витрина кафе. Над кафе — еще этаж с одним окном. На террасе кафе несколько столиков и стульев выдвинуты почти до середины сцены. Возле столиков на тротуаре — серое от пыли дерево. Синее небо, яркий свет, очень белые стены. Время около полудня, воскресный день, лето. Жан и Беранже усядутся за столиком перед кафе. До того как поднимется занавес, будет слышен звон колоколов; он затихнет через несколько секунд после того, как поднимут занавес. В этот момент по сцене слева направо молча проходит женщина; в одной руке у нее пустая корзинка для продуктов, другой она прижимает кошку, которую несет под мышкой. В то время как она проходит, Лавочница открывает дверь и следит за нею взглядом.

Лавочница. Вот тоже! (Мужу, который находится в лавке). Гляди, как загордилась! Не желает у нас больше покупать.

Лавочница исчезает за дверью. Несколько минут сцена пуста. Слева появляется Жан. В это же самое время справа появляется Беранже. Жан одет аккуратно, тщательно — коричневый костюм, красный галстук, пристежной крахмальный воротничок, коричневая шляпа, желтые сверкающие ботинки. У него красноватое лицо. Беранже небрит, без шляпы, волосы не причесаны, пиджак и брюки сильно измяты — общее впечатление неряшливости, вид у него усталый, невыспавшийся, он то и дело зевает.

Жан (идет по сцене справа). А, вы все-таки пришли, Беранже!

Беранже (идет по сцене слева). Здравствуйте, Жан.

Жан. Конечно, как всегда с опозданием! (Смотрит на ручные часы). Мы с вами условились на половину двенадцатого. А уже скоро двенадцать.

Беранже. Простите меня. Вы давно ждете?

Жан. Нет, как видите, только что пришел.

Идут к столикам на террасе кафе.

Беранже. Ну, тогда я чувствую себя не таким виноватым, если… вы сами…

Жан. Я — другое дело. Я ждать не люблю, не могу зря время терять. Я знаю, вы никогда вовремя не приходите, и нарочно задержался, чтобы прийти, когда вы уж наверняка будете здесь.

Беранже. Вы правы… вы совершенно правы, но все-таки…

Жан. Вы же не можете утверждать, что пришли вовремя.

Беранже. Конечно… Этого я не могу утверждать.

Жан и Беранже усаживаются.

Жан. Вот видите.

Беранже. Что вы будете пить?

Жан. А вам с самого утра уже хочется пить?

Беранже. Жара такая, все пересохло…

Жан. Умные люди говорят, чем больше пьешь, тем больше пить хочется…

Беранже. Вот если бы ученые додумались нагонять на небо искусственные тучи, не было бы такой засухи и жажда так не мучила бы.