Орлиное гнездо

MadameD

Выкупавшись, она отправилась в постель и сразу же заснула. Надеялась на забытье – но обманулась.

Василика необыкновенно ясно запомнила свой мучительный сон.

Молодая государыня Валахии восседала в тронном зале на престоле, который обыкновенно занимал господарь: восседала одна, положив руки на подлокотники и тяжело, неподвижно взирая перед собой. Она была прекрасна и величава: в тяжелой церемониальной парче, волосы - убраны под белое покрывало и шапку с меховым околышем и парчовым верхом, но две черные

пряди струились вдоль висков, ниспадая на грудь. По одну сторону от Иоаны стоял крест - позолоченный перечеркнутый наискось православный крест, по другую – окровавленный кол, такой же высоты.

Дворовая девушка ахнула от испуга, увидев это, и колени у нее подкосились; Иоана усмехнулась алыми губами и подманила служанку рукою.

– Вот ты, девица, меня и узрела.

– А что? – робко спросила Василика. Она сложила руки на животе, прикрытом прежним скромным женским платьем.

Иоана оперлась подбородком на руку и сощурила зеленые глаза. – Плохо… очень темные сейчас времена, - мрачно проговорила она. – Вы, люди, и помыслить не можете, каково это нам: видеть все сверху и не мочь пособить. Я очень теперь сильна, куда сильнее, чем была… но бессильна в том, что всего важнее.

Василика опустилась на колени.

– О чем ты говоришь, государыня?

Иоана возложила ей руку на голову.

– Твой прельститель, сердечный друг, замыслил тебя убить. Это очень умный человек, и притом человек большого сердца и страстей… и это-то его и погубило. Только великие люди способны на великое падение.

Василика едва дышала.

– Как… убить?

– Штефан впал в чернейшую ересь из всех, какие существуют, хотя ересей в мире тьма, - ответила княгиня, сведя черные брови. – Он и орден Дракона, к которому принадлежит твой турок. Ордену уже известно многое, что остается тайной для церкви. Но мой муж и Штефан… вообразили, что, пролив твою кровь, способны воскресить меня на земле во плоти: дабы я разделила престол с одним из них, когда сила объединенного ордена отвоюет для всех христиан Царьград!

У Василики свет померк в глазах.

– Силы небесные, - прошептала она.

Княгиня усмехнулась.

– Бойся, девица, бойся! Но не столько своего турка, - прошептала она, склонив голову, - сколько моего несчастного мужа, которому я была и остаюсь так дорога, и отца Штефана – человека, который называет себя последним императором ромеев… Этот-то грек, язычник, не пожалеет крови даже сотни девственниц, чтобы вернуть своему городу славу! К счастью, такое чернокнижие невозможно!

Иоана хрустнула пальцами.

– Какие только демоны нашептывают им это!

Василика молитвенно сложила руки.

– А разве святая церковь не учит нас, что человек воскреснет во плоти? – спросила дворовая девушка.

– Это величайшее заблуждение святой церкви, - печально откликнулась Иоана. – Одно из многих великих ее заблуждений. Мы можем воплощаться на земле вновь – это верно: но лишь ненадолго, и воплощаемся телесно только для избранных; однако существуем мы для духовных,

а не для телесных очей. И мы не спим, - с улыбкой прибавила государыня.

Василика припала к ее ногам.

– Что же мне делать, княгиня?

– Я попытаюсь помочь тебе… теперь, когда меня увидела ты, быть может, откроются глаза и у Штефана. Он любил меня… а теперь, когда я преставилась, готов полюбить тебя вместо меня. Он уже любит в тебе то, что было во мне. Если вам не помешают, вы можете быть счастливы, Василика.

Иоана улыбнулась.

– Ты сильная, храбрая… очень хорошо себя показала, умница. Девица телом, но давно жена душою. Ты можешь послужить средством к спасению этой души.

– Не грешно ли то, что мы с ним делаем? – шепотом спросила Василика покойницу – точно духовника.

– Для чистых все чисто*, - улыбаясь, ответила Иоана. – И, говоря от сердца, в мире нет греха: все, что ни делается, делается во славу Божию. Но воля Божия была такова, чтобы я тебя предупредила.

– Господи, только бы они образумились, - прошептала Василика.

– Надейся, - ответила Иоана, тяжко вздохнув. – Я тебя не оставлю.

Василика проснулась посреди ночи, сердце гулко стучало ей в уши. Она вспомнила свой сон – до последнего жеста, до последнего слова.

Несчастная жертва скорчилась от страха, пронзившего ее подобно молнии.

– Как же я не догадывалась, - прошептала Василика. – Господи, спаси!

Может, ей было только дьявольское наваждение? Но сердце говорило девушке: нет, сон вещий.

– Но Штефан любит меня или готов полюбить, - прошептала невольница. – Я это так же чувствую! Нельзя мне оставить его, и ему нельзя оставить меня!

Она перекрестилась и, распростершись на спине, забылась сном опять. В этот раз – без сновидений.

Наутро Штефан пришел проведать ее, еще когда Василика лежала в постели: точно больную или дитя.

– Как ты себя чувствуешь? – с улыбкой спросил он. – Больше не лихорадит?

Василика была бледна; но, услышав такие слова, покраснела.

– Нет, - прошептала она. – Я хотела сказать: ты так добр ко мне, благороден…

Турок растроганно улыбнулся и принял ее в объятия, когда Василика села и неловко простерла к нему руки.

– Бог вознаграждает за труды, - прошептал он.

Василика крепче прижалась к нему и зажмурилась: перед глазами она увидела предостерегающую, знающую и грустную улыбку Иоаны.

* Евангелие от Матфея.

========== Глава 75 ==========

Наступила весна. Василика поняла это потому, что Абдулмунсиф сказал ей: для нее же, казалось, время остановилось, заключившись в стенах гарема, как была заключена она сама. Василика почувствовала, как течет время для восточных женщин, - для женщин, которых от изобилия слишком много и которые потому пребывают в забвении и праздности.