Осажденный Севастополь
Шрифт:
XVII
Утро пятого октября 1854 года, до восхода солнца, когда в здании морских казарм еще царил сероватый полусвет, а в палатах устроенного здесь временного госпиталя горели свечи, заведовавший госпиталем врач, молодой человек не то немецкого, не то финского происхождения, но вполне обрусевший, вышел из своей комнаты в коридор и окликнул денщика:
– Иван, чаю! Скорее ставь самовар.
– Слушаю, ваше благородие.
– Распорядись также, чтобы поскорее ставили самовары для больных.
– Поставлены, ваше благородие, все на дворе, как вы приказали.
– Вот и хорошо.
Доктор стал одеваться, как вдруг слух его был поражен пушечными выстрелами, которые в течение каких-нибудь пяти минут до того усилились, что несколько стекол разбилось вдребезги от сотрясания воздуха. Еще пять минут и грохот орудий стал так ужасен, что более не оставалось никаких сомнений: неприятель начал бомбардировку.
Поспешно набросив на плечи муслин-деленовую шинельку, какие в то время носили военные врачи, доктор бросился во двор, повинуясь инстинктивному влечению посмотреть, откуда грозит опасность, хотя и сознавал, что ничего определенного не увидит. Пройдя мимо складов всякого добра, свезенного купцами, и в том числе мимо нескольких дрожек и экипажей, оставленных в пользу госпиталя местным каретным мастером, далее на открытом месте доктор увидел десятка два громадных пузатых, плохо вычищенных самоваров с такими же пузатыми, солидных размеров чайниками. Пар валил клубами, распространяясь в свежем осеннем воздухе. Доктор не мог дать себе отчета, почему именно он побежал посмотреть на самовары. Грохот пушек превратился в шум, подобный раскатам грома. Вдруг на довольно близком расстоянии от доктора пронеслось что-то с ревом и свистом, потом раздалось звяканье, как от разбитой посуды, и повалил клуб дыма и пара. Минуту спустя доктор увидел на месте, где стоял ряд самоваров, только лужу воды, обломки посуды и куски меди. Громадная бомба, разорвавшись над самоварами, исковеркала их.
"Ах, Боже мой! Теперь мои больные останутся без чаю!" - мелькнуло в уме у доктора.
Он бросился бежать назад в казармы и по дороге вспомнил, что в нижнем этаже казарм в кабинете находится и, вероятно, пьет чай его хороший приятель батарейный командир Хлапонин, недавно поселившийся здесь. Жена Хлапонина также жила с мужем в казармах и спала в соседней комнате. Вместе с генеральшей Минден она нередко помогала доктору делать перевязки раненым и добровольно принимала на себя обязанность сиделки.
Когда доктор постучал в дверь кабинета, Хлапонин, проснувшийся от выстрелов, поспешно оделся и вышел в кабинет.
– Что, доктор, бомбардировка?
– спросил Хлапонин, озабоченно посматривая на дверь, ведшую в комнату, где спала его жена. Оттуда вскоре послышалось плескание воды: Хлапонина начала умываться, но через две минуты шум воды был совсем заглушен страшным гулом, от которого звенело в ушах.
– Лиза, ты одета?
– крикнул Хлапонин.
– Спеши, дружок, мне надо сейчас идти- на батарею. Хочу, чтобы ты меня благословила.
– Я готова, - сказала Хлапонина, выходя из своей комнаты. Она была, как всегда, прекрасна и даже улыбалась, но тонкий наблюдатель мог бы заметить у нее то же волнение, которое Хлапонина испытывала в начале Алминского боя, находясь на перевязочном пункте.
– Як вашим услугам, доктор, -
– Сегодня вы, кажется, дадите мне много работы.
– Ах, если бы вы знали, - сказал доктор.
– Там у меня все самовары исковеркала бомба, просто беда!
– Лиза, прощай, - сказал Хлапонин, целуя жену в лоб.
– К чему это слово, Митя, я не люблю его: не прощай, а до свидания. Пусть Бог хранит тебя!
Она перекрестила мужа и поцеловала его в голову.
– И тебя, моя дорогая. Не бойся, бомбардирование вовсе не так страшно, как кажется. Я видел, они вчера весь день прорезывали амбразуры; следовало ждать, что сегодня будет дело. Ну, да мы не посрамим себя. До свидания, я при первой возможности приду сюда навестить тебя.
Доктор отошел к сторону, чтобы не мешать мужу и жене поговорить по душам.
Когда Хлапонин ушел, жена, проводив его глазами, поспешила за доктором.
Бомбардировка продолжалась. По всей оборонительной линии грянули наши орудия в ответ неприятелю, но отличить по звуку выстрелы свои от неприятельских не было возможности. Весь Севастополь, хотя и опустевший за последние дни, но все еще имевший, помимо солдат и матросов, немалое количество жителей, был давно на ногах. Привычные к небольшим перестрелкам севастопольские жители вскоре поняли, что теперь происходит нечто небывалое. В полчаса город был охвачен густым дымом, застилавшим солнце.
Наши бастионы были наполнены по преимуществу моряками и во многом напоминали собою корабли. Офицеры и матросы и на суше не хотели отвыкнуть от своих флотских порядков. На бастионах, например, не было "дежурных по батарее", а были "вахтенные".
На рассвете один из таких "вахтенных" офицеров, стоявший на вахте в оборонительной казарме пятого бастиона, смотря в зрительную трубу на неприятельскую траншею, увидел, что на ней стоят рабочие, выбрасывая мешки из амбразур, откуда показались дула орудий. Офицер хотел бежать к начальнику, как вдруг из неприятельской траншеи показался белый дымок и свистнуло ядро, а затем послышался залп, и ядра посыпались градом.
– По орудиям!
– скомандовал офицер.
– Одиннадцатая и двенадцатая, пальба орудиями, остальные все на низ!
– Прикажете бить тревогу?
– сказал подбежавший барабанщик.
– Пожалуй, бей!
Забил барабан, как вдруг ядро ударило в верх бруствера и сбросило двухпудовый камень, раздавивший барабанщику ногу.
– Носилки!
– крикнул офицер и сам побежал вниз к начальнику батареи. Он столкнулся с юнгой, которого с непривычки разобрало так, что зуб на зуб не попадал.
– Не лихорадка ли у тебя?
– спросил офицер, чувствуя и себя не совсем ладно.
"Черт побери, к чему я его об этом спрашиваю?" - мелькнуло у него в уме, но, получив ответ: "Лихорадка-с", - пресерьезно сказал:
– Ты, брат, глотай по утрам по семи зернышек черного перцу. Это наше морское средство, получше будет всякого хинина.
Прибежав вниз, офицер спросил: "Где батарейный?" - но получил ответ, что командир сильно контужен и отправлен на перевязку. Он собирался отправиться наверх, как вдруг увидел, что и другой барабанщик также ранен, но легко.