Ошибка "2012". Джокер

Семёнова Мария

— Благодарю вас, князь, – кивнула она и благо­дарно улыбнулась со влажным блеском в глазах. — Мне особенно приятно, что этот тост подняли вы...

Закуски были простенькими по-деревенски (фар­шированные яйца, заливное в <}>ормочках, овощи под соусом, курица с орехами...), ничего особенного. Всё как бы подчёркивало, что за этим столом главным была беседа. С Кейс можно было поистине говорить о чём угодно, и князь отводш духиу. Он рассказывал ей

о кишечных паразитах у своих питомцев в океа­нариуме, о препарировании земноводных, и тш не морщила носик. Он что-то объяснял об остойчивости судов, о «Ласточке Я»\ о рельефах морского дня — и она не отворачивалась со скучающим видом, более того, выказывала осведомлённость, рассуждала о ко­раблях греков и финикийцев

— Князь, да вы не только воин, вы ещё и насто­ящий учёный муж! — говорила она.

Наконец с закусками и разговорами было поконче­но, да и бутылочка шампанского опустела.

— Думаю, самое время для горячего, — сделал вы­вод князь и нажал электрическую кнопку, связанную с кухней. — Будет натуральный бифштекс с жа­реным картофелем, наше любимое монегасское ку­шанье.

— Ах, князь, вы так цените свою историю, так любите свой народ. — Кейс дружески похлопала кня­зя по руке... и вдруг как-то сразу поскучнела и смол­кла, непроизвольно сжав кулаки. В беседку вошла служанка, нёсшая большой поднос.

Это была крупная блондинка, немка или датчан­ка, в белом фартуке и опрятном чепце. Самое странное, что при виде Кейс она тоже насупилась, сдвинула светлые брови, на скулах выкатились жел­ваки. Она собрала грязную посуду и, не поднимая глаз, убралась.

Сейчас же в беседке появился шеф-повар, лич­но доставивший накрытое серебряными крышками жаркое. На крышках сверкали чеканкой княжеские гербы. На столе возник салат и густая подливка с укропом и сельдереем, а также бутылочка бла­городного красного. Шеф наполнил бокалы, поже­лал приятного аппетита и торжественно удалил­ся. Князь смотрел ему в спину с нескрываемым бла­гоговением.

— Если позволительно уподобить еду музыке, это, вне сомнения, Вивальди, — сказал он с предвку­шающим вздохом.

Видимо, толстенный, неописуемо нежный биф­штекс в самом деле составлял его любимое лакомст­во. Князь взялся за вилку и нож и даже не заметил, что сотрапезнице стало совершенно не до еды. И не помогло даже выдержанное, действительно благо­родное вино.

— Полагаю, вегетарианцы во многом правы, но всё-таки на свете нет ничего вкуснее куска говядины, зажаренного по нашему монегасскаму рецепту... — Окончательно отрешившись от этикета, князь ко­рочкой хлеба собрал застывший в тарелке соус, тре­петно прожевал... и неожиданно поморщился, словно хватил гщпщ, – увидел

на пороге своего личного сек­ретаря. — О, чёрт, — непроитольно вырвалось у не­го, — как же я мог забытьI Дорогая, тысячу извине­ний, мне нужно срочно сделать звонок... этим, — он показал куда-то наверх, — лягушатникам'-. Не ску­чайте, я буквально на десять минут.

Промокнул салфеткой усы, кивнул ей, как другу, который, конечно же, всё поймёт и простит, и исчез, сопровождаемый секретарём.

Кейс осталась в беседке одна...

Почти сразу за ветками мелькнул белый чепец, послышались тяжеловатые шаги, и появилась давеш­няя служанка. Правда, с первого взгляда узнать её было трудно. Глаза тевтонки метали молнии, лицо побледнело от ярости, перекошенный рот, казалось, так и распирали ругательства.

— Ты что здесь делаешь, сука? — осведомилась она с порога, и её глаза превратились в щёлки, напо­минавшие о лезвии опасной бритвы. — Ты что здесь забыла, тварь?

По всему чувствовалось — они с Кейс были отлич­но знакомы.

— То же, что и вы, любезная Гретхен. То же са­мое, — мурчыкнула гостья князя, кивнула и пригубила бокал. — Отличное вино... Я вам оставлю по старой дружбе, хотите? Допьёте потом... у себя на кухне.

— Не заговаривай мне зубы, дешёвка, — рассвире­пела Гретхен. — Ты знаешь, что это принадлежит мне! И принадлежало всегда! Если бы не этот про­клятый Цезарь...

— Зря вы так, Гретхен, о Юлии. Редкого обаяния был мужчинка. Даром что наполовину К — Кейс, тол­ком не отпив, поставила бокал. — А потом, вам не кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя? Никто ведь ничего ещё не нашёл. Да и найдут ли?

Только блеск в глазах да раздувшиеся ноздри гово­рили о том, чего стоила ей это внешняя невозмути­мость.

— Не каркай, стерва, не каркай, — по-змеиному зашипела служанка. — Всё своё я возьму! Возьму спол­на! И никто не посмеет помешать мне. Слышала, де­шёвка? Не посмеет!

С этими словами она притопнула — вроде не силь­но, но так, что содрогнулась беседка, и властно по­вела рукой, причём из её горла вырвался рычащий, рокочущий звук. Сейчас же, словно под действием магнита, вилки и ножи на столе пришли в движение. Тонко завибрировали и подняли острия, направляе­мые строго в одну точку — в левый глаз Кейс. Чем-то оуш напоминали металлических гадов, вставших на хвосты и собирающихся укусить.