Оскал Фортуны. Трилогия
Шрифт:
– А ты куда направляешься?
Собеседник, наморщив узкий лоб, видимо не сразу сообразил, что у него спрашивают. Потом понимающе кивнул:
– На рынок к храму Себера. Чеснок несу да чечевицу. Хоть и у самих еды мало осталось, да топор очень нужен. Разлив скоро, думаю пока дом подновить, а то крыша совсем худая.
Юноша вспомнил случайно подслушанный во время дневного визита разговор.
– Лучше сходи на базар к храму Сета, – посоветовал он, вытирая наползавшую слюну. – Туда инструмент из Каноба привезли. Там бронза самая лучшая.
– Дорого, наверное, будет? – почесал немытую шевелюру собеседник.
– Попробуй, – Алекс равнодушно пожал
Келлуанин рассмеялся, поправил поудобнее широкий ремень на плечах.
– Будешь возвращаться, заходи ко мне ночевать. Спросишь Умелого Маралума. Меня в Панках все знают.
– Да сопутствует тебе милость Птаха и всех великих богов, – произнеся эту тираду, Александр едва не выплюнул финик.
– Ой, как тебе нехорошо, – сочувственно покачал головой Маралум. – Обязательно сходи к лекарю, нельзя же так мучиться?
Алекс кивнул и с облегчением сожрал надоевший финик, когда разговорчивый земледелец отошел метров на двадцать. Но испытания его на этом не закончились. Он поравнялся с заросшей дорогой, ведущей в покинутую усадьбу, когда увидел впереди большую группу крестьян, очевидно, тоже спешивших на рынок. "Вот блин! – мысленно выругался Александр. – Надо было пересидеть гденибудь! С утра, по холодку, они же все на базар попрутся, как бабульки после пенсии! Начнут расспрашивать. В чемнибудь да проколюсь!". Юноша с тревогой огляделся. Можно попробовать спрятаться в пожухлой траве или в развалинах. Вот только келлуане его уже заметили, и поспешное бегство встречного путника неизбежно привлечет не нужное внимание.
Чуть замедлив шаг, он с тревогой искал выход из создавшейся ситуации и вдруг чуть согнулся, прижав руки к животу, и мелкими шажками посеменил к разрушенному проему ворот. Несмотря на всю простоту здешних нравов, справлять малую или большую нужду при всем честном народе тут все же было не принято. Келлуане тоже уединялись для столь интимного общения с природой. Воспользовавшись этим обстоятельством, Алекс присел на корточки, пристально наблюдая за приближавшимися крестьянами. Когда до них оставалось не более пятидесяти шагов, юноша поднялся, оправил юбку и с чувством исполненного долга пошел к дороге, но внезапно вновь схватился за живот и почти бегом вернулся в развалины. Нечего и говорить, что невольные зрители встретили такое представление смехом и похабными шутками. Проводив взглядом шесть человек, нагруженных разнообразными корзинами, юноша встал и тут понял, что вынужден еще на какоето время задержаться. Демонстрация намерений не могла остаться без последствий для его кишечника, после которых возле развалин разнесся такой запах, что ему сразу захотелось оттуда уйти.
Александру встретились еще три человека, но они так спешили, что не обратили на него никакого внимания. Солнце поднималось в зенит, а юноша приближался к деревне. Пять или шесть живописно разбросанных домиков, окруженных привычными глиняными стенами. В центре деревянный столбик с какойто плохо различимой фигуркой. Пахнет свежим хлебом, навозом и еще чемто, несомненно, деревенским. Вот только Алексу очень не понравилась группа разновозрастных детишек, расположившаяся возле колодца. Голые мальчишки и девчонки от трех до десяти лет увлеченно плескались в грязной луже, оглашая окрестности радостным визгом. Только бы эти беспокойные сердца не привязались к нему, как тогда в Вишневом омуте.
Немолодая женщина с грустным лицом гнала низенькую тощую белочерную корову с большими острыми рогами и странным горбом на спине. Александр отступил в сторону, освобождая дорогу лениво шагавшей
– Куда идешь путник? – поинтересовалась келлуанка.
– В Озерки, – хмуро ответил юноша, прижимая ладонь к щеке. – К старосте.
Крестьянка подняла глаза к небу.
– Тяжело будет. Глаз АмошРаа изливает на землю зной. Подожди до вечера. Отдохни у колодца.
– Не могу, – Алекс старался говорить как можно невнятнее. – Господин велел торопиться. И зуб у меня болит.
Келлуанка поджала сухие губы и пошла дальше, погоняя корову легкими ударами прутика.
За деревней потянулись ровные серочерные, прямоугольные поля, поросшие редкими клочками сухой травы. Наверное, сюда тоже скоро придет разлив. Юноша знал, что во многих местах этой благодатной страны крестьяне умудрялись снимать по три урожая. Но после того как зарос Роянский канал, и озеро Вачам стало пересыхать в сухой сезон, земли вокруг Абидоса перестали быть столь плодородными. Сейчас здесь с трудом получают только один урожай в год.
Жара стала еще более невыносимой. В горле пересохло, а глаза слезились от мелких песчинок, что гонял по воздуху горячий ветер. Совсем скоро погода сменится, но в последние дни сухого сезона солнце палило немилосердно. Александр облизал потрескавшиеся губы. Нет, так дело не пойдет. "Надо куданибудь спрятаться, подумал он, вытирая лоб. А то я никуда не дойду, изжарюсь по дороге". Впереди и в стороне от тропы – дороги показались симпатичные заросли. Юноша прошуршал в траве древком копья, отгоняя змей и прочую гадость. Развернул одеяло, набросил на куст и с удовольствием уселся в тени. Босые ноги с непривычки болели. Хорошо еще, что у них тут по дорогам стекляшки не валяются и жестянки всякие.
Мысли Алекса текли лениво, как новости на Первом канале. Посидел, сжевал немного изюма, сделал пару глотков невкусной, теплой воды и прилег, вытянув загорелые ноги на солнцепек. "Не обжарятся". Очень скоро он задремал. Поспать понастоящему не давали мухи, то и дело садившиеся на потное лицо. Тем не менее, немного отдохнуть у него все же получилось.
Не дожидаясь, пока жара полностью спадет, юноша свернул свой маленький лагерь и пошел дальше. Он рассчитывал, что местные все еще прячутся по домам от жгучего гнева АмошРаа. Страдая от жажды и наслаждаясь одиночеством, Александр уже пару часов шлепал босыми ногами по мягкой пыли, не встречая ни одного человека. Местность немного изменилась. На плоской, как стол, равнине стали то тут, то там появляться невысокие пологие холмики. Еще через час он разглядел на вершине одной из таких возвышенностей группу домов. Наверное, это и есть Озерки? Дорога раздваивалась. Одна спускалась в небольшую лощину, где желтели заросли камыша. Очевидно, гдето там и расположен водоем, подаривший название деревни. А вторая шла мимо полей, по краям которых через каждые сто пятьдесят – двести метров стояли невысокие каменные столбики. Юноша в деревню не пошел, твердо решив ночевать под открытым небом. Неподалеку он встретил группу возвращавшихся в селение мужчин и женщин, нагруженных корзинами. Один из келлуан окликнул Алекса.
– Эй, ты куда?
– В Билд, – не останавливаясь, бросил тот, уверенный, что уставшие люди преследовать его не станут.
Крестьяне встали.
– Постой, глупец! – раздался вдогонку надтреснутый старческий голос.
Юноша обернулся.
– Тебе не добраться в город до темноты. Пойдем в деревню. Выпьем пива, а с утра пойдешь в город.
– Я тороплюсь, – покачал головой Александр.
– Ты хочешь закончить жизнь в желудке льва? – воскликнул ктото из толпы.