Осколки разбитых иллюзий
Шрифт:
Потом перед глазами всплывает картина:
Я бежала вниз по лестнице, за мной мчался Демир. Я стащила из его портфеля записку от девочки из параллельного класса. Она признавалась ему в любви.
— Верни, Кам. Верни, сказал! — он кричал на весь дом, а я смеялась.
— Вот ты дурак, тоже в неё влюбился, да?! Я папе покажу.
Преодолевая крутые ступени, я неслась к папе в кабинет. Открыла двери нараспашку так, что они ударились об стену, и зашла внутрь. Быстро захлопнула дверь обратно. Сердце колотилось
Отдышавшись, увидела отца. Он поправлял на стене картину. Но я успела увидеть, что за ней что-то спрятано — серебристое, металлическое.
— Па-а-ап, а что там?
— Так, принцесса, это что за манеры? Почему несёшься, как угорелая? Ещё и входишь без стука?
Я покосилась на двери за спиной. Удивилась, что Демир ещё зашёл. Быстро спрятал записку в карман.
— Извини. Забыла, что леди не бегают, — смеялась в ответ. — Маме только не говори. Ворчать будет.
Он рассмеялась. Кивнул головой в знак согласия и подмигнул мне. Я смотрела на картину. Там точно что-то спрятано было.
— Пап, так что там? Тайник?
— Вот глазастая! — завертел головой проницательно. — Тайник, принцесса, тайник. Только, пусть это секретом нашим останется, хорошо?
— Хорошо, — радостно кивнула, наблюдая за тем, как он взял одну из книг на полке и в неё убрал ключ.
Выныриваю из воспоминаний, вскакиваю на ноги и бегом к стене. Картина, что висит сейчас, уже другая. Дома после этого, раз пять делали ремонт. Снимаю рамку и вижу сейф. Вот! Вот оно! Всё, что может быть важно, должно находиться тут.
Затем бросаюсь к стеллажу с книгами, начинаю их все перебирать. Руки трясутся. Сердце колотит бешено. В этой ничего. И в этой. Тут тоже пусто! Книг всё меньше и меньше. Литература, в основном, про строительство и архитектуру. Беру ещё одну и трясу страницами вниз и вот оно! На пол выпадает серебристый ключ. Отбрасываю книгу в сторону, падаю на колени и поднимаю его.
Чёрт, почему я так нервничаю?! Кажется, сейчас меня пот прошибёт. Предчувствие и интуиция, что истина где-то рядом, заставляет адреналин бежать по венам.
Иду к сейфу, вставив ключ, открываю его. Вижу внутри папку и конверты, сложенные в стопку.
Сердце пропускает удар. Беру конверты в руки, их штук десять. Они запечатаны. Пожелтевшие, старые. Папа их не вскрывал, не читал. Надписи никакой нет.
Переворачиваю на другую сторону. Замечаю, как мелким аккуратным почерком выведено:
«Муразу Низами от Анны Мартыновой.»
Возвращаю на место конверты. Они как раскалённый уголь обжигают пальцы. В ушах грохочет.
Анна Мартынова писала отцу письма, он их не читал, но зачем-то хранил, прятал. Они были влюблены друг в друга?
Внутри всё штормит и грохочет.
Беру в руки папку, иду назад к креслу, присаживаюсь в него. Открываю папку, дрожащими
Начинаю изучать бумаги. Первый документ — это контракт на роды, оформленный на имя Анны Павловны Мартыновой. В нём указаны, какие услуги клиника будет ей предоставлять и прочие условия.
Во втором документе — её отказ от младенца, женского пола. Были указаны все данные: когда родилась, в каком часу, сколько весила. Женщина отказывается от ребенка, от всех прав на него и ответственности.
Я изучаю документы с ледяным холоднокровием. Будто не обо мне идёт речь. Настолько спокойна, что самой страшно от этого спокойствия.
Внутри меня тихо, но очень холодно. Меня начинает знобить так, будто нахожусь в центре Антарктики. Мороз сковал все кости, внутренности и даже рассудок.
Бегаю глазами дальше по листам. Это разные справки, выписки из роддома.
Беру в руки последний документ, начинаю перебирать глазами буквы. Информация в мозг поступает с замедлением, расплывчато.
Улавливаю общую суть — это договор между отцом и моей биологической матерью о том, что она отказывается от младенца в обмен на энную сумму денег и обязуется никогда не искать встречи, не разглашать эту информацию. Дальше следует множество пунктов, написанных мелким шрифтом, прочесть которые мне не удается. Я отбрасываю лист на стол. Подпираю ноги к груди, сижу в позе эмбриона.
Чувствую только озноб и ледяной холод. Стараюсь согреть себя. Обнимаю ноги руками сильнее. Сжимаюсь в комок, хочется раствориться в небытие.
«Мартынова Анна Павловна — моя мать.» — говорю себе мысленно, но вновь ничего, кроме озноба, не ощущаю.
Глава 13
Мы летим в Дубай чартерным рейсом. В наушниках сменяется песня из альбома корейской поп-группы, которую Азра открыла для себя. Подруга меломан и если находит то, что достойно её внимания, обязательно подсадит и меня на эту музыку. Я давно перестала сопротивляться этому. Если мне действительно нравится, то просто позволяю себе насладиться музыкой. Сейчас я не понимаю значения слов песни, о чём она, но мне нравится, как звучат голоса ребят и мелодия соответствует моему настроению.
Во рту чувствуется кисловатое послевкусие от выпитого бокала вина. Я смотрю на красную жидкость, плавно танцующую в бокале, что успели наполнить вновь, и обдумываю, хочу ли я пригубить еще? Оно приятно кружит голову, опаляет щеки. Беру в руки тонкую ножку бокала, рассматриваю алую жидкость сквозь прозрачное стекло. Преподношу к лицу и, пригубив, наслаждаюсь Божоле.
Бросаю взгляд на мужчину, что сидит напротив. Уже более двух часов полёта он не отрывается от экрана макбука. Лицо сосредоточенно и отчуждённо, он всё время что-то читает и печатает.