Ослепительный нож
Шрифт:
– Отвези в Галич Софью с Шемячичем, - приказала Ульяна Михайловна.
– С вами будет Евфимия. Возвращайтесь немедля.
– И обратилась к дворскому: - Готовь в дорогу естьё.
Софья дрожала, Иван похныкивал.
– В Га-а-а-алич?
– томительно протянул конюший.
– Ядрейко!
– взмолилась боярышня.
– Надобно поспешать, - опустил буйну голову бывший атаман Взметень.
– Заставы ставят по всей Москве.
Потерявших великокняжество сбегов провели в дом, наскоро покормили, собрали в неблизкий путь. Княгиня поцеловала
– Памятуй о покинутой свойственнице!
– Исполню свой долг и - к тебе, - ответила поцелуем Евфимия.
Дворский внёс спящего Ивана в возок. Удобнее усадили Софью. Ядрейко ласково оглядел заменённых коней:
– Добрая четверня! Допрежь испытывал каждого. Не должно быть ошибки. Только бы миновать Стромынь!
– успокоил он Всеволожу.
– Сгаркну своих из приволжских лесов. Всех ростопчей растопчем!
По Устретенской улице выехали к заставе. Ядрейко внезапь свернул за угол и остановился. Прираскрыв дверцу, сказал Евфимии:
– Утеплись, боярышня, возьми вожжи. Я наперёд пойду. Ты - за мной.
В возке путницы надышали до теплоты. Всеволожа сидела в безрукавой борчатой шубейке. Надела поверх неё шубку ниже колен с пуговками водноряд. Ловко взлезла на козлы. Конюший произнёс похвалу:
– Ах, Евфимия, шубка синяя, сама черноброва, опушка боброва!
Ночи ещё - ни конца, ни края, да от свежего снега светло. Ядрейко уверенно шагал впереди, помахивая боевым топорцем на аршинной рукояти. Слева миновали безлюдную избу-развалюху. Он решительно повернул в бесхозные распахнутые ворота, пересёк большой двор, упёрся в старый заплот из пластья. Несколько топориных стуков - ив заплоте образовалась дыра. Ещё несколько стуков - не дыра, а проход. Взмах рукой: проезжай, мол. И засинел за проходом след полозьев на цельном снегу… Четверня дождалась возницу. Стал на запятки. Велел Евфимии:
– Взъезжай на дорогу далее от заставы. После вожжи перейму.
Ловко атаман объехал охранышей! Должно быть, на московских окраинах он, как рыба в воде. Им-то Всеволожа гордилась, собой-то нет. Коренник оказался урослив. Тянул ближе к заставщикам, где покрепче наст.
– Что же ты, девья мать!
– ругался с запяток Взметень.
– Не управилась!
– оправдывалась боярышня. А заставщик в седле тут как тут.
– Возок княгини Ульяны Перемышельской следует в подмосковную вотчину, - спрыгнул на снег с объяснениями Ядрейко.
Охраныш оказался не из простых:
– Домодедово, деревня Ульяны, не по Ярославской дороге, а по Каширской.
Заставщики поняли знак старшого, побежали к коням. Тотчас они будут рядом…
Евфимия в сумраке не могла понять, отчего вершник ткнулся в конскую гриву с залитым кровью ликом. Уяснила суть дела, увидев бывшего атамана с пустыми руками. Топорец - на дороге с окровавленным обухом. Так ловко метнуть оружие не смогла бы сама Бонедя!
Ядрейко подскочил к козлам.
– Живей - в возок! Посмотрим, чьи кони дюжистее…
Скачка началась…
– Наконец-то тронулись с места, - проснулась Софья.
–
Евфимия не ответила.
– Повторилось во сне недавнее, - начала рассказ бывшая великая княгиня.
– Как Митеньке льстил Василиус в Угличе, величал государем. Истину говорит присловье: лесть и месть дружны!
За оконцами нарождался день. Стук по крыше возка побудил приотворить дверцу, высунуться. Ну и вихрь в лицо!
– Достань под сиденьем вервие, - переклонился с козел Ядрейко.
– Взлезь на возок, меня не удержит. Нам на руку рассвело. Поарканим!
Пришлось поднимать с сиденья княгиню с сыном.
– Матунька, дай испить, - попросил Иван.
– Чем озабочена?
– любопытничала сонная Софья. Конюший тем временем притормаживал.
Когда кони стали, Евфимия взобралась на возок, распласталась головою назад. При ней три мотка вервия. Кони тут же понеслись вскачь.
Опасность заставляла напрячься: доспевала погоня! Велика ль, не определишь. Всего-то два вершника оторвались от своих, с завидным упорством нагоняли Ядрейку. На скаку слали стрелы в возатая. Промахивались из-за плохого прицела.
– Ветер - в помогу!
– пожелал атаман Всеволоже. Ветер арканщице был попутным. Она подпустила проворнейшего из двух сугонщиков: голоус, шапка внахлобучку… На эту шапку метнула вервие… Заслужила атаманов упрёк:
– Проарканилась!
Этот упрёк должен стать последним. Под руками - два вервия на двух вершников. Для верности поднялась. Десятым чутьём ощутила стрелу возле уха. Промах! Голоус нацелился сызнова… Не поспел! Вырванный из седла, покатился вальком по белоснежным полотнищам.
Второй уже нагонял. Не голоус - бородач. Стрел не мечет без пользы. Извлёк нож из-за пазухи. Мнит разрезать аркан миг в миг. Взметень с козел подал совет:
– Захлёстывай не грудь - горло!
Изловчилась и… получилось! Отпустила конец захлестнувшего вервия. Бородач ещё скачет, а душа улетела Бог весть куда.
Теперь можно остановиться. Ядрейко задержал для лобызания в лоб.
– Твоей волей мы - не поимыши! Сугон отстал безнадёжно…
В Стромыни, в вытной жаркой корчме, Ядрейко за ковшом браги разглагольствовал о сугонщиках: пока доберутся да переменят коней, он в приволжском лесе «сгаркнет своих» и до Ростова, Ярославля, Костромы, Галича верная обережь обеспечена. Софья, не ведавшая случившегося, кормила сына Ивана, пугливо косясь на двух странствующих монахов за соседним столом. Один другому вещал:
– И сице властодержательный Шемяка, не улучи зло действенные своея мысли, побежа к Углечу…
Сия славянщина означала, что бывший властитель, не осуществив злых замыслов, отступил в свой удел.
– В Угличе я бы соединилась с Митенькой, - сокрушалась на ухо Всеволоже Софья, жалея о решении ехать в Галич.
– Бежа, не мечись, - посоветовала Евфимия.
– Разбит ли твой Дмитрий или, упреждая беду, ушёл, супротивники будут его преследовать. Углич к ним ближе Галича.