Ослепительный нож
Шрифт:
Они прошли княгинину опочивальню, комнату крестовую, или моленную, четыре небольших покоя, переднюю и сени.
– Ах, как пусто!
– воскликнула Евфимия.
– Теперешний властитель вдов и стар, - сказала дева.
– Кому занять княгинины покои?
– Ты не новичка здесь, я вижу, - отметила боярышня.
– А я тебя не знаю.
– Ты меня знаешь, - сказала незнакомка, - да не узнаёшь.
Она остановилась у низкой сводчатой двери и лязгнула ключами. Дверь тяжко заскрипела.
– Держись за меня, нещечко, - ласково велела дева в полной тьме.
Они
– Прильни и погляди, - позвала дева. Боярышня прильнула и увидела Престольную палату сверху, как на ладони.
На великокняжеском престоле восседал Юрий Дмитрич. Одесную стояли сыновья: Косой, Шемяка и высокий узколицый юноша, похожий на Корнилия. Ошуюю занимал место отец Ев ф ими и, а между ним и новым государем Симеон Феодорыч Морозов тряс клинышком седой бородки. Далее теснились новые бояре в длинных до пят ферезях из шелка. Шапки горлатные вышиной в три четверти аршина из меха чёрно-бурых лис покачивались степенно. Василиус стоял в сторонке, опустив главу на грудь.
– Припомни, государь, что завещал потомству Владимир Мономах, - звонко говорил Морозов, приближась к трону.
– «Не убивай виновного, ибо священна жизнь христианина».
– Ты помнишь, государь, иное, - мощным гласом перебил Морозова боярин Всеволожский.
– Батюшка твой Дмитрий Иваныч, герой поля Куликова, постановил преступников казнить прилюдно в назиданье склонным к преступлению. Ибо вира не истребляет воровства. Что деньги? Жизнь или честь - вот вира, юже надлежит платить преступнику. Сечение кнутом и наложенье клейм понудит наперёд задумываться при злых умыслах.
– Не хочешь ли ты, Иоанн, великокняжескую плоть кнуту подвергнуть?
– едко спросил Морозов, сверкая маленькими глазками на Всеволожа.
Тут встрял Пётр Константинович, что подстрекал на свадебном пиру Витовтовну рассказами о золотом источне.
– Ты, Семён Фёдорыч, речами не играй. Боярин Всеволож толкует об ином. Наш смутный век - не место всепрощению. Я мыслю, что племянник, нацеливший оружие на дядю, повинен смерти.
– А твой каков совет, Яков Жёсткое?
– спросил великий князь.
Чёрный и сухой, как молнией ударенное дерево, боярин тихо произнёс:
– Не смерть, так тесное, глухое заточение.
– А ты, Данило Чешко?
– обратился Юрий Дмитрич к дородному, спесивому даже на первый взгляд боярину.
– Лучший враг - покойный враг, - ответил бархатно-певучий голос.
Тут внезапно выступил на середину узколицый юноша, похожий на Корнилия. И Юрий Дмитрич на своём троне встрепенулся.
– Что ты, Митя?
– Кто он? Кто он?
– затеребила Всеволожа белокаменную деву, приведшую её к таимному окну.
Та, сунув пальцы под её рукав, накрепко сжала девичье запястье.
– Это Дмитрий Красный, любимый младший сынок Юрьев.
Запястью Всеволожи причиняли боль сжимающие пальцы странной девы. Ощущалось: силы начинают покидать то ли от боли, то ли по какой иной причине. Попыталась высвободить руку,
– Я, батюшка, противник смерти насильственной, узилища погибельного, жестокости, рождающей жестокость, - говорил Дмитрий Красный.
– Племянник твой мне брат двоюродный. Когда мы примемся князей противных и бояр ослушных подвергать бесчестью, казням, куда им деться? Изменниками уходить в Литву? Или покорно класть на плаху головы и родовое имя? Я против крайностей. Зло побеждается добром, так учит наша вера.
– Берегись ошибки, государь!
– возвысил голос Всеволожский.
– Тот, чьё место занял ты по праву, не таков, кто платит за добро добром.
– Не слушай, государь, речи пристрастные, - воздел руки Симеон Морозов.
– Пощади племянника!
Возникла тишина.
В глазах боярышни мутилось. Кружилась голова.
– Отдай руку!
– прошептала она втуне.
– Повелеваю, - возвысил голос Юрий Дмитрия.
– Племянника, передо мною провинившегося, отпустить с женой и матерью в Коломну, назначенную моей волей ему в удел.
Василий Косой ахнул:
– Батюшка! Коломна издавна удел наследника, старшего сына государева.
Бояре зашумели.
– Теперь будет иначе, - повёл рукою, как отрезал, Юрий Дмитрич.
Василиус воспрянул. Не Василиус, а молодой дубок, что распрямился после бури.
– Подойди, племянник, - велел великий князь.
Тут они с дядей обнялись при поздравлениях Морозова и Красного, при безучастии Шемяки и Косого, при тягостном молчании бояр.
– Всех приглашаю в Столовую палату на почестный пир, - возгласил Юрий Дмитрич.
– Дьяк Фёдор Дубенской, подготовь грамоты для докончания. Боярин Глеб Семёныч, распорядись принесть дары прощёному племяннику.
Все недовольные свидетели суда тихонько покидали Престольную палату.
– Выведи меня отсюда, - просила Всеволожа, совсем теряя силы.
Чуть бы раньше обеспокоиться, сумела бы стряхнуть незнаемую деву, разжать её холодные персты. Нет, увлеклась, заслушалась и загляделась. Теперь избавиться от цепкой незнакомки не в измогу.
– Отдай руку!
– Не супротивничай мне, нещечко, моё сокровище, - окрепшим сочным голосом просила дева.
– Тотчас сведу тебя в княгинину опочивальню. Там нам никто не сотворит помехи. Напою из драгоценного сосуда. Навечно исцелю от неудачной твоей жизни…
Всеволожа едва ощущала, как сходила вниз. Загадочная спутница вела её в пустующие женские покои дворца. Сон влёк её в свои тенёта. Хотелось чем-нибудь смочить иссохшую гортань.
Преобразились, раздались и вширь, и ввысь сени княгини-матери, куда обе вошли. О Боже, как здесь оказалась амма Гнева да ещё вместе с Властой и Полактией? Они же в ожидании боярышни устроили игру в девичник у счастливицы-невесты Усти. Однако их явление в дворцовых стенах нисколько не попритчилось Евфимии. Неведомая спутница её, уже не белокаменная дева, а воистину кровь с молоком девица, тоже остановилась, увидав непрошеных гостей. Даже отпустила боярышнину руку, отчего вздохнулось посвободнее.