Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
Как Ксюша.
И ещё хуже он себя чувствовал, когда приходилось оправдываться, придумывая плохое. То, что можно накаркать, накликать. То, что вполне может сбыться.
Других это не смущало. Одна из коллег Тимура частенько опаздывала или отпрашивалась и всегда с совершенно честным лицом уверяла: «Бабушке плохо стало, скорую вызывать пришлось», «Собака съела на улице какую-то гадость, отравилась, я её в ветеринарку возила», «Мама ногу сломала, в травмпункт ездили». А потом её маму, бодрую, весёлую и на обеих ногах, Тимур встретил в магазине. Сначала подумал — обознался,
«Я ей скажу, что нельзя так», — решил Тимур.
А потом подумал: а как он это скажет-то? Ведь тогда сразу станет понятно, что он знает про ложь. Знает и… Не одобряет? Или, наоборот, помогает скрыть правду, как соучастник? А если не помогает, то почему молчит, почему не расскажет всей школе, что кое-кто заврался?
Всё это было слишком сложно, и в итоге Тимур так никому ничего и не сказал.
А сейчас, соврав про трубу, страдал сразу по двум причинам: «а вдруг узнают» и «а вдруг сбудется». Трубы в доме были старые, ржавые, текли постоянно, но в основном в других квартирах — то снизу, то сбоку. Тимуру в этом плане пока везло, удавалось не залить ни себя, ни соседей, и прерывать полосу этого везения совершенно не хотелось.
— А она ничего не спросила… ну, про вчерашнее?
— Александровна твоя? Спросила, конечно.
— И что? — Тимуру вдруг показалось, что горькая таблетка встала поперёк горла. Фантомная таблетка, фантомная горечь, но дыхание перехватило по-настоящему, пришлось срочно запивать. — Я ей сказал… ну, надо же было что-то сказать, объяснить, почему я с урока сбежал…
— Да не нервничай ты так. Она спросила, как твой потоп. Я ответил, что всё нормально, потоп не у тебя, а у соседей, просто не сразу разобрались, из какой квартиры течёт. А потом ты, как настоящий герой, помогал соседский потоп ликвидировать, и так устал, что сразу свалился спать. Что, в общем-то, чистая правда: ты где сидел, там и вырубился. А ночью у тебя поднялась температура. Вот и всё.
В исполнении Людвига всё выходило гладко и совсем не страшно. Он как-то ухитрялся даже совершенно неправдоподобную чушь преподносить играючи, и невозможно было сказать, что он врёт. Придумывает, дурачится, шутит — да. Врёт — нет.
Возможно, именно поэтому все поверили, когда он сказал, что…
Что…
Горло снова перехватило, свело до полной невозможности вдохнуть. В глазах потемнело.
Людвиг действительно это сделал! Взял вину на себя. Всем соврал — и все поверили. И даже Тимур поверил, хотя именно он должен был распознать ложь — он же там был, он собственными глазами всё видел. Более того — он собственными руками всё это натворил!
Но вместо того, чтобы искать (и найти!) истинного виновника, Тимур полжизни злился на Людвига, лелеял в себе эту злость, пытался ненавидеть человека, который его спас.
Который каждый раз его спасал.
Который…
— Дыши! — велел Людвиг.
Тимур хотел сказать, что не может, но для этого пришлось бы вдохнуть. И он вдохнул — с трудом, с хрипом. Сразу же раскашлялся так, что из глаз брызнули слёзы. Людвиг протянул стакан, в
— Кажется, ромашковый чай всё-таки не помешает.
— Прости меня…
— Эй, ну что опять началось? Вчера же всё обсудили. Мне не за что тебя прощать, потому что ты мне ничего не сделал.
— Ты мог умереть из-за меня. Тебя били. И вчера… Я мог тебя убить.
— Не убил же. Наоборот, вылечил. Так что всё, прекрати заниматься самоедством и попытайся уснуть, потому что…
Фразу прервал звонок домофона.
— А, нет, не спи пока, — мгновенно передумал Людвиг. — С врачом сначала поговори, а потом отсыпаться будешь.
— С каким врачом? — Тимур чувствовал, что спрашивает что-то совершенно очевидное, но разболевшаяся голова категорически не желала додумывать ответ самостоятельно.
— С дежурным, наверное. Кто-то же должен по воскресеньям больничные открывать, да? Чтобы ты на следующей неделе уроки прогуливал не просто так, а на законных основаниях. — Людвиг шмыгнул в коридор и нажал на кнопку домофона, даже не спросив, кто пришёл. Потом пощёлкал замками. — Представляешь, мы, оказывается, всю ночь с открытой дверью провели! Ксюха вчера не заперла, а я и не проверил. Вот веселуха бы получилась, если бы кто-нибудь решил в гости заглянуть, а у тебя посреди комнаты волк дрыхнет, да? Эм… Привет?
«Привет» прозвучало настолько напряжённо и удивлённо, что Тимур сразу понял — что-то не так. Не с такой интонацией дежурного терапевта приветствуют.
Он даже попытался встать и посмотреть, кто пришёл, но чугунная голова накрепко приросла к подушке.
А потом в комнату хлынули звуки: рычание, грохот, возня, снова рычание.
Кажется, пришёл всё-таки не врач. Или не тот врач, которого вызвал Людвиг.
Глава 2. Теория пяти рукопожатий
Когда из коридора в гостиную ввалился меховой комок, рычащий и визжащий на все лады, Тимур даже не удивился. Он давно привык, что если что-то в жизни может пойти не так — оно обязательно пойдёт не так, причём это «не так» окажется максимально некомфортным для всех участников.
Так что этим утром (кажется, было всё ещё утро) в гости не мог заглянуть, например, Фёдор, или соседка, или даже электрик, проверяющий показания счётчиков. Нет! Именно в этот день к Тимуру должна была зайти именно Диана!
То есть, конечно, не должна была.
Но когда её вообще интересовало чужое мнение на это счёт?
Меховой комок врезался в шкаф (стеклянные дверцы опасно зазвенели) и распался на двух скалящихся волков: крупного серого и рыжего (рыжую!) помельче. Впрочем, волчица так распушилась от эмоций, что почти не уступала противнику в размерах.
Людвиг, наверное, тоже мог вздыбить шерсть на загривке, но почему-то предпочёл этого не делать. Он вообще почти ничего не делал, только отступал, уворачивался от чужой клыкастой пасти и изредка взрыкивал, в то время как Диана напрыгивала на него то с одной стороны, то с другой, злобно сверкала глазами, прижимала уши и материлась на непереводимом волчьем наречии.