Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
И когда они вот так запросто общаются, перешучиваются, подхватывают фразы друг друга… Ну, то есть когда не носятся по квартире в волчьих шкурах, сшибая всё на своём пути… Пожалуй, они очень гармонично смотрятся рядом.
К горящим щекам прибавились горящие уши.
А потом в комнату вдруг ворвалась Ксюша с влажным полотенцем, толкнула Тимура обратно на диван (он ещё и встать-то толком не успел) и начала оттирать с его губ помаду. Наверное, сам бы он провозился куда дольше.
— Спасибо, — поблагодарил он, когда девочка отстранилась (за
— Не за что. Только ревнуйте потише.
— Я не…
— Вы да.
Спорить с этим разноцветным эмпатическим ураганом смысла не было. Возможно, Ксюша разбиралась в мыслях Тимура даже лучше самого Тимура, потому что он-то никакой ревности не чувствовал… ровно до того момента, пока ему не озвучили этот прискорбный факт.
Осознание факта оказалось внезапным.
Потому что ну кого здесь ревновать? К кому? Ведь между ним и Дианой уже давно не осталось ничего, кроме старой подростковой дружбы (возможно, у них вообще никогда ничего, кроме этой дружбы, и не было). А Людвиг — это же Людвиг! Человек (ладно, не совсем человек), которому Тимур готов отдать всё, что тот попросит, — последние пельмени, деньги, ключи от квартиры, жизнь. И девушку тоже, если она захочет.
Только один нюанс — у девушки есть жених.
И этот жених — не Тимур!
Из коридора потянуло сквозняком: Диана распахнула входную дверь. Потом раздалось характерное шуршание снимаемой куртки, перестук ботинок, торопливый поцелуй…
Тимур выпрямился, одёрнул футболку и попытался придать лицу нормальное выражение. Людвиг, напротив, оседлал стул задом наперёд и начал лениво на нём раскачиваться. Ксюша повертела в руках испачканное помадой полотенце и, подумав, постелила его себе на колени, как салфетку.
Кстати, а салфетки-то они и не приготовили!
— Там, в шкафу… — начал Тимур, но договорить ему не дали.
— Ребята, познакомьтесь, это Станислав! — сообщила Диана, пропуская гостя в комнату. — А ты заходи, не стесняйся, тут все свои. И немножко бардак. Зато тортик есть.
Станислав, похоже, и не думал стесняться. Он немного замешкался на пороге, но только для того, чтобы осмотреться, а потом широко улыбнулся и произнёс:
— Всем привет! Можно просто Стас.
Улыбка у него была приятная, открытая. Неожиданно искренняя.
Тимур мысленно поморщился, но изо всех сил постарался не выдать своего недовольства. Он привык представлять жениха Дианы совсем другим: красавцем, словно сошедшим с обложки глянцевого журнала; или занудным учёным (непременно в толстенных очках и с залысинами); или стрёмным толстосумом в золотых цепях. Думать о нём так было удобно и, пожалуй, даже приятно — на фоне вымышленных, картонных и не слишком положительных образов Тимур казался себе вполне приличным человеком.
Или хотя бы просто человеком.
При таком раскладе было легко поверить, что Диана ушла ради чужого кошелька, внешности или связей. Что она поступила практично и продуманно. И что, конечно, её поступок не имеет никакого
Но чем дольше Тимур смотрел на Стаса, тем отчётливей понимал, что ошибся.
Гость не был писаным красавцем, хотя и отталкивающе тоже не выглядел. Обычный мужчина: среднего роста, нормального телосложения, со слегка растрёпанными светлыми волосами. В тёплой клетчатой рубашке и в джинсах. Из тех, кто не особо выделяется в толпе.
По крайней мере, до того момента, пока ты не заметишь разноцветные нитяные фенечки на руках, сиреневые носки с ядрёно-розовыми единорогами — и улыбку.
Улыбка притягивала взгляд даже больше, чем единороги, и вызывала желание немедленно улыбнуться в ответ. Тимур честно попытался. Кажется, у него даже получилось (судя по тому, что ёрзающая на диване Ксюша не ущипнула его за бок, а сидящий напротив Людвиг не заржал и не скорчил дурацкую рожу).
— Это Тимур, — указала Диана, подталкивая жениха к свободному стулу. — Он, правда, немного простыл, поэтому весь день сегодня сидит и унывает. Садись, садись, сейчас чаю налью. Это Людвиг, он наш общий старый знакомый, внезапно в гости зашёл. Ненадолго.
— А, ты рассказывала! — Стас просиял так, словно воспоминания об этих рассказах были единственным, что согревало его долгими зимними вечерами. — Тот самый, который неожиданно куда-то уехал?
— Да, пришлось. По семейным делам, — не моргнув глазом подтвердил Людвиг. — Приятно познакомиться.
— Взаимно. Я, честно говоря, думал, вы постарше.
— А я и есть постарше, просто хорошо сохранился. С генетикой повезло, маму вообще до тридцати лет все за старшеклассницу принимали. Кстати, меня можно на «ты».
— Отлично, меня тоже.
Тимур осторожно ковырнул ложечкой торт. Выглядел тот очень аппетитно и пах тоже замечательно, но есть не хотелось совершенно. И ароматного чая, в который Людвиг добавил, кажется, все травы, какие нашёл на кухне, тоже не хотелось.
Хотелось лечь, закрыть глаза, заткнуть уши и хотя бы ненадолго перестать существовать. Выпасть из жизни, как это сделал Людвиг. Пусть даже не на шестнадцать лет, а всего лишь на месяц. Или на пару недель.
Ладно, до четверга. В четверг же в поликлинику, а потом больничный закрывать… Интересно, можно как-то обойтись вообще без больничного? Например, позвонить Маше и попросить его не открывать. Или уже поздно?
Зачем вообще Людвиг решил вызвать врача, если температура была не из-за болезни, а из-за энергетической перегрузки? Или нет? Или одно на другое так хитро наложилось?
Тут Ксюша всё-таки пнула Тимура под столом. Ну, не ущипнула — и на том спасибо.
Кажется, она старательно намекала, что не стоит уходить в себя слишком глубоко, а лучше поучаствовать в общем разговоре. Но зачем, если Людвиг и Стас и так неплохо справляются?
— А с этой прекрасной дамой меня ещё не знакомили! — вспомнил гость, на мгновение высвободившись из пут непреодолимого обаяния Людвига.