Основы искусства святости. т3
Шрифт:
83
зол» .
3. Вот еще прекрасное место: «Вот уже время поста склоняется у нас к концу... Прошу всех вас и молю, пусть каждый в своей совести рассмотрит свою торговлю постом... Пока стоит ярмарка, станем торговать для приобретения большей прибыли, чтобы не уйти нам с пустыми руками, чтобы, подъявши труд поста, не лишиться награды за пост... Как? Когда от пищи мы воздерживаемся, а от грехов не удерживаемся; когда мяса не едим, а поедаем домы бедных; когда вином не упиваемся, а упиваемся злою похотью; когда весь день проводим без пищи и весь же день бываем на бесстыдных зрелищах. Вот и труд поста, и никакой награды за пост, когда ходим на зрелища беззакония... Какая выгода постящимся ходить на зрелища беззакония, посещать общее училище бесстыдства, публичную школу невоздержания, восседать на седалище пагубы? Да, не погрешит тот, кто сцену, это пагубнейшее место, полное
– 59-
и всем, что ни есть постыднейшего. Действительно, диавол, ввергнув город в театр, как бы в какую печь, затем поджигает снизу, подкладывая не хворост... не нефть, не паклю, не смолу, а что гораздо хуже этого, любодейные взгляды, срамные слова, развратные стихотворения и самые негодные песни... Горящие в этом огне даже и не чувствуют, потому что если бы чувствовали, то не производили бы громкого смеха при виде того, что происходит. А это-то хуже всего, когда больной не знает даже и того, что он болен, и сгорая жалким и бедственным образом, не чувствует воспалений. Какая польза в посте... когда целые дни просиживаешь в театре, смотря на посрамление и унижение общей человеческой природы, на жен-блудниц, на актеров, которые, собирая все, что есть худого в каждом доме, представляют зрелища любодеяния? Да, там можно видеть и блудодеяния и прелюбодеяния, можно слышать и богохульные речи, так что болезнь проникает в душу и чрез глаза, и чрез слух; там лицедеи представляют чужие несчастия, от чего дано им и позорное имя... Какими глазами посмотришь ты на жену после тех зрелищ? Как взглянешь на сына, как на слугу, как на друга? Надобно или быть бесстыдным, рассказывая о том, что бывает там, или молчать, краснея от стыда. Но отсюда уходишь не таким; нет, ты можешь дома смело пересказывать все, что здесь говорится, — вещания пророческие, учения апостольские, законы Господни, — можешь предлагать всю трапезу добродетели; а таким повествованием жену ты сделаешь более целомудренною, сына более разумным, друга более искренним, да и самого врага заставишь прекратить
84
вражду» .
4. Наконец приведу еще одну фразу Златоуста: «Много зла причиняют городам зрелища, зла великого, мы даже и не знаем, насколько великого»85.
5. Климент Александрийский, учитель еще более раннего времени, пишет: «Не без права ристалища и зрелища можно назвать гнездилищами заразы (Пс. 1, 1). Ибо здесь против Мужа Праведного* (*Т. е. против Христа. В Деян. 3, 14 Он называется Святым и Праведным. Ср.: Тертуллиан. De spectac. Cap. 3. — Прим.
Н. Н. Корсунекого.) как бы злой совет составляется; посему это собрание и проклятию предается. Они полны беспорядочности и беззакония; и предлоги к составлению их — пошлого рода. Перемешиваются на этих собраниях
– 60-
между собой и мужчины и женщины, чтобы взаимно себя видеть*; (*Ср.: «Всякий, отправляясь на зрелище, прежде всего о том думает, чтобы себя там показать и других увидеть». (Тертуллиан. De spectac. Cap. 25). — Прим. Н. Н. Корсунского.) и так бывают они причиной беспорядочности. Здесь говорит и действует собрание совета нечестивое. Взоры питаются чувственностью, разгораются пожелания и праздные глаза, имея случай пристальнее разглядывать соседей, воспламеняются чувственными пожеланиями. Воспрещенными для себя поэтому должны считать мы публичные зрелища и представления с их вздорным прокудничеством и пустословием**.(**Ср.: Постановления апостольские. Кн. VIII. Гл. 32. — Прим. Н. Н. Корсунского.)
Потому что каких только грязных деяний на этих сценах не представляется, каких только бесстыдных слов здесь скоморохи не произносят! Но кто в этих пошлостях находит удовольствие, тот приносит образы их с собою и домой... Но даже и в том случае, если бы кто такие зрелища за шуточные считал, за устраиваемые для развеселения духа, я утверждаю, что немного же ума у заправил тех городов, где заботятся о забавах как бы о каком важном деле. Да и не суетное ли это дело серьезно заниматься вещами пустыми и ничтожными? Они питают собой безрассудное честолюбие, и силы здесь расходуются бессмысленно... Человек разумный никогда не предпочтет приятного доброму. Но говорят: "Не всем же быть философами". Неужели? А разве не все мы стремимся к вечной жизни? Что скажешь ты на это? Зачем же ты и веру принял? Можешь ли Бога любить и ближнего, не философствуя? "Да я и читать-то не умею", — быть может, скажет кто-нибудь. Если читать не умеешь, чем ты
– 61
6. Еще сказал: «И мужчины, Христу себя посвятившие, во всей своей жизни должны не казаться лишь, а и быть столь же степенными и благопристойными, в каком виде и в церквах они оказываются: столь же скромными, богобоязливыми, любвеобильными. Но я недоумеваю, отчего это с переменой места они меняют и внешний вид свой и поведение... Оставляя церковное собрание, отлагают они в сторону и святые чувства, навеянные в церкви Духом Божиим, и уподобляются большинству, среди которого вращаются. Или лучше сказать: как скоро отлагают напускную и лицемерную эту степенность, делается очевидным, что на истинной их духовной физиономии она была лишь маской. По-видимому с благоговением выслушавши слово Божие, они оставляют оное там, где выслушали, а вне церковного собрания, как бы с ума рехнувшись, в обществе нечестивцев себя не помнят от удовольствия; внимая игре арфистов и арфисток, из себя они выходят при выслушиваньи их любовного чириканья, приходят в исступление от пения под игру на флейте, хлопают в ладоши, выпивают, позволяя себя осыпать и опакощивать всякого рода и другим сором и мусором, наметенным, натащенным
87
и накиданным течением и веянием времени» .
3. Литература
Самое дорогое у человека — слово, и оно предается растлению, проституируется. Начиная с любого уличного листка и кончая «серьезными» произведениями искусства, вы встретите одну и ту же тему о флирте, ухаживаниях, увлечениях, половых сношениях, о «любви»... Не оставляют в покое ни малышей, ни отроков, ни подростков, ни безусых юношей, ни незрелых, несформировавшихся девиц. И писатели наши, посвятившие свой талант, если подходит тут это слово, описанию порока во всех его подробностях и срамоте, еще хвалятся этим и, захлебываясь от удовольствия, с диким цинизмом и в похотливо-истеричном экстазе выкрикивают к читателям, как В. Розанов в своих «Опавших листьях»:
«Дураки вы этакие, все мои сочинения замешены не на воде и не на масле даже, — а на семени человеческом: как же вам не платить за них дороже?»
Можно, конечно, втаптывать в грязь достоинство человека и честь читателей, но не настолько же. Нет посему ни--62-
чего удивительного, что даже «видавшие всякие виды» светские критики, и
88
те не выдержали. И один из них так откликнулся на страницах периодической печати:
«Нет прощения, нет забвения проститутам от литературы».
Падение литературы столь велико, что даже женщины принялись писать непристойности. Получается вдвойне гадко и нечистоплотно. И удивительней
89
всего то, что дамы-писательницы сами это сознают. Мария Яничек так начинает, например, предисловие к своей сверхскабрезной книжечке: «С Богом (к чему Его тут задевать? — Еп. Варнава), моя книжечка! Не робея, ступай вторично в свет! Опять осудят тебя, как и в первом издании, и... все-таки раскупят». Грустно становится от этого грубого мужицкого цинизма и бесстыдства в устах «нежных, хрупких созданий» и от этого: «Все-таки раскупят». Действительно, раскупят.
Понятно теперь возмущение талантливого Лео Берга90. «В наше время, — говорит он, — когда женщины требуют всех прав, даже права ездить на двухколесной непристойности, именуемой велосипедом, они должны иметь право и на цинизм. И уже находятся такие, которые весьма широко пользуются им. Скоро придется запретить холостым мужчинам читать книги подобных писательниц, и в критических заметках будет значится: "Это не для молодых людей". Итак, уважим и это право».
В этой же книге Лео Берг, рассказав о неудачных попытках создания образа сверхчеловека в творчестве женщин, а также о проявлениях — под вывеской чистой объективности — эротизма в некоторых «дамских» произведениях, и не отыскав в них ничего больше дельного и умного, наконец замечает: «Ряд непристойностей — еще не психология женщины, необходимо при этом и немножко честности».