Основы искусства святости. т3

Беляев Епископ Варнава

4) «Слушание повествований о подвигах и добродетелях духовных отцов ум и душу возбуждает к ревности; а слушание поучений их наставляет и руководствует ревнителей к подражанию», — говорит св. Иоанн Лествичник⁶⁶.

Взяв жизнь святых со стороны самого содержания ее,

– 97-

мы также находим здесь многие пункты, достойные замечания, которые и приложим к предыдущим.

5) Церковь хвалится жизнью своих святых и тщательно собирает мельчайшие детали их личной жизни, потому что самый малейший и незначительный поступок совершенных людей ценен и достоин рассмотрения. Всякое действие освещено внутренним божественным светом. Во всех поступках

их нет ничего постыдного и неразумного.

6) Странные и блазнительные поступки, которые замечают некоторые у святых, странны и блазнительны только с точки зрения чуждой этим поступкам морали неверующих людей, сознание коих затемнено страстями, окрашивающими в свой цвет все видимое. Например, рассказывали, что авва Сисой Фивейский имел обычай бегом бежать в свою келью по окончании церковной службы, и говорили: «В нем бес». А он дело Божие делал, прибавляет церковное предание⁶⁷. Над такими обстоятельствами жизни святого или какими-либо непонятными его словами надо христианину вдвойне сосредоточиться и умом и сердцем.

7) Явные пороки и страсти, которыми одержимы были святые мужи и жены в миру, не скрываются Церковью, даже, напротив, всегда изобличаются и показываются в житиях их всем наглядно. «Весьма неблагородно и низко думать,

— говорит св. Григорий Богослов⁶⁸, — что оскорбительно будет для подвижника напоминать о непохвальных делах его. В таком случае и великий Павел не заслуживал бы нашей похвалы, и мытарь Матфей принадлежал бы к людям самым порочным... Но Павел для того упоминает о прежних своих гонениях и о том, как изменился предмет его ревности, чтобы сравнением того и другого прославить больше Благодетеля. Матфей, перечисляя учеников, придает себе наименование мытаря как некоторое титло».

Благодаря этому слабые члены тела церковного, то есть те из желающих спастись, которые не сильны духом, но однако обременены сильными страстями, видя для себя образцы покаяния и возрождения в лицах, бывших одержимыми подобными же пороками, но восставших, исправившихся и помилованных Богом, получают и сами надежду на спасение и уже не так приходят в уныние и отчаяние. Так, когда после Страшного Суда пойдут (по ликам) спасенные в рай, когда пройдут апостолы, пророки, мученики, пройдут девственники, преподобные, столпники, то куда присоеди--98-

ниться и пристать грешному человеку? — Некуда. А когда он увидит, что вот — потянулись разбойники, блудницы, гонители и хулители веры, смирившиеся, покаявшиеся, тогда душа его воспрянет. «Вот, — скажет, — те, к которым мне нужно присоединиться, и они примут меня как своего». И если благодать найдет в жизни его что-либо достойное для оправдания бывших грехов, то и он без зазрения совести примкнет к ликам покаявшихся и войдет с радостью в Вечный Град, Горний Иерусалим (Откр., гл. 21).

• Не то мы видим в истории светской литературы.

1. В Церкви только тогда человек прославляется и почитается, когда обладает святостью жизни (а не талантливыми сочинениями), в миру же как раз наоборот

— славу писателям доставляют их произведения, а не добродетели.

«Помни, что лучше любить по-христиански, нежели разуметь высоко; лучше красно жить, нежели красно говорить: разум кичит, а любовь созидает (1 Кор. 8,

1)», -говорит святитель Тихон Задонский⁶⁹.

Да, любовь, добродетель назидает, а учение — как бы оно ни было хорошо изложено, — если расходится с жизнью самого автора, не пользует. Чтобы оно производило

нужное впечатление, приходится укрывать от посторонних жизнь писателя, а иначе у читателя появляется невольное смущение и недоверие к нахваливаемому товару, от которого, как он видит, сам предлагающий этот товар отказывается.

Вот пример. Писатель, давший знаменитую и известную из любого учебника по литературе «Аннибаловскую клятву»* (*См.: Тургенев И. С. Сочинения. Ч. 1. СПб., 1880. Литературные и житейские воспоминания. Вместо вступления. — Аннибаловскую клятву бороться с крепостным правом давали А. Герцен и Н. Огарев (см.: Герцен А. И. Былое и думы. Ч. 1). — Тургенев заимствует у них это выражение. — Прим, составителя.) бороться с вековым злом России, каковым он видел крепостное право, написавший не менее знаменитые «Записки охотника», со страниц которых будто бы веет любовью к народу, как известно из отзывов

современников, вел себя по отношению к последнему на деле совсем иначе. А. Головачева-Панаева в своих «Воспоминаниях» говорит: «С тех пор как Тургенев получил наследство, он постоянно жаловался, что получает доходов с имения очень мало, и в порыве своих скорбей проговаривался... "Я им не внушаю -99-

никакого страха... Прежде мужик с трепетом шел на барский двор, а теперь

70

лезет смело и разговаривает со мной совершенно запанибрата..."»

71

В. Семенкович , вспоминая о Тургеневе, сообщает: «Мужики его родового Спасского-Лутовинова разорены — и разорены при нем — и своим нищенским наделом, и тем, что при выходе на волю они обрезаны во всех угодьях и им буквально некуда курицы выпустить. Спасские мужики - самые бедные во всем Мценском уезде — это подтвердят все знающие положение».

72

Какой отсюда вывод? — Отвечу словами св. Варсонофия Великого : «Если кто говорит о сладости слов Божиих [в данном случае по поводу добродетели — милости к крепостным], а сам не вкушает ее, то этим он показывает, что она горька. Не горько ли слово это: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возьмет крест свой, и по Мне грядет (Мф. 16, 24)? А если оно сладко, то зачем отвергаем его, желая исполнить свою волю? Кто говорит, что он знает путь, ведущий в какой-либо город, и однако спрашивает о сем пути, тот или презирает его, или, насмехаясь, искушает других. Если же кто знает путь и не хочет идти по нем, то такой подвергается осуждению как весьма нерадивый».

Таким образом, хорошее учение должно подкрепляться хорошей жизнью, потому что добродетель в этом случае ручается за истину и чистоту учения автора. А слава, популярность, похвала от людей — что они значат и стоят?
– Ничего. Те же люди, которые сегодня кричали о писателе на всех перекрестках, через некоторое время забудут и о самом имени его. Например, прижизненный успех романов французского писателя Эжена Сю был громадный. Вся страна, от простого лавочника до министра, зачитывалась ими, когда в «Journal des Debats» стали печататься его знаменитые «Парижские тайны», все было забыто: политика, финансы, интриги. Все жили новым номером журнала и, в сущности, сказками, простыми «небылицами в лицах». А сам писатель? Да ему это ничего не стоило. Он без всякого труда мог в один день целый том написать. Он писал легко, без задержки, без помарок, как счет из лавочки. Прошла общественная горячка, пронеслось это своего рода поветрие, род литературной инфлюэнцы, развившейся от бациллы в отравленном демонами мозгу писателя, и — все кончено. Все забыли, перешли на новое. Так и у нас в Рос-100-