Особняк покинутых холстов
Шрифт:
– Ты несправедлива к художнику, – серьезно парировал Михаил. – Да, Хаюрдо работает быстро, но никогда из-под его кисти не выходила мазня.
– По-твоему то, что мы видим сейчас, – это шедевр?
Бородка клинышком вздернулась, и ее обладатель не дал ответить Михаилу, подскочил на месте как напружиненный, вклинился в диалог, обращаясь к Лилии:
– Что вы говорите? Что слышат мои уши? Как вы можете, мадемуазель, так отзываться о великом? – По его лицу метался неподдельный ужас, губы и руки дрожали. – Его картины уникальны!
– Посему их выставили на продажу в этой
– Это уже слишком! – вмешалась продавец. – У нас не забегаловка. Раскройте глаза пошире.
– Мадемуазель, нельзя же переходить все границы. Если вы не понимаете искусства Хаюрдо, это не означает, что он перестал быть великим! – с осуждением выпалил мужчина с бородкой.
– Помолчите, дедушка! Вы уже надоели! – метнула в него негодующий взгляд Лилия. – В конце концов, я не с вами разговариваю!
Спутники этого мужчины собрались было поддержать его, но, услышав резкий окрик девушки, проглотили языки. Женщина смущенно опустила лицо, пряча следы былой красоты. Вдобавок Эльвира набросилась на них:
– Вам лучше не вмешиваться. Все обман, мошенничество.
– Никакого обмана, – тут же отреагировал Михаил.
– А приодеть нас в такие наряды – это не обман? – возмутилась та. – Если на картинах мы, то почему он нарисовал нас в таких одеждах? Мне, например, не нравится это. Почему мы так выглядим?
– Потому что на картинах вы – не только вы, – пояснил Михаил.
– Что значит «не только мы»? А кто же еще? – нахмурилась Лилия.
– Ваши предки в восемнадцатом веке.
– Предки? И где они? Я никого не вижу. – Она с иронией сделала поворот головой.
– Не надо понимать буквально. – Лицо Михаила было серьезным. – Это вы, но в платьях, какие носили ваши прямые предки в том веке. Вдобавок вы, как две отшлифованные бусинки, похожи на тех своих прародителей.
– Откуда тебе известно? – в уголках губ Лилии плавала насмешка.
– Это известно Хаюрдо, – пояснил Михаил. – Он был знаком с ними. На тебе одежда придворной дамы. Твоя прародительница была фрейлиной у императрицы Елизаветы Петровны. А прародительница твоей подруги Эльвиры была у нее прислужницей. Хаюрдо в то время был придворным гофмалером, то есть художником, жил, как многие, при дворе и рисовал портреты императрицы, сановных царедворцев, других знатных государевых слуг и иные картины, какие хотела видеть Елизавета Петровна. Писание портретов никогда не утомляло его. Среди них он не чувствовал себя одиноким, вдобавок разбавлял свою работу тем, что волочился за дамами, а равно за фрейлинами Елизаветы Петровны. И, конечно же, знал твою прародительницу и ее прислужницу. Очень хорошо знал их. В конце концов это привело к тому, что спустя какое-то время попросил руки фрейлины.
– Я должна поверить этому бреду? – засмеялась Лилия. – Ты все выдумал сейчас или заранее подготовился? Красивая сказка. Увлекательная. Но небылица. Ты вышел из берегов, Михаил. Я готова поверить, что эти картины писались с похожих на нас девушек. Это, очевидно, было бы правдой. Иначе как объяснить их появление, если мы не позировали никакому художнику?
Затоптавшись нетерпеливо, подал голос Леопольд:
– Да это
– За несколько часов, да? Ты не дружишь с головой, Леопольд! – Лилия обожгла его взглядом. – Мы с Эльвирой это уже заметили. И, признаться, это нас напрягает.
– А ты, как я смотрю, дружишь. Фыркаешь возмущенно, называешь бредом басни этого человека, – глянул на Михаила, – а у самой скулы сводит от желания, чтобы твоя прародительница была фрейлиной императрицы.
– Ничего у меня не сводит! Хотя, признаться, эта выдумка гораздо лучше твоей про кучерявого.
– Ничего я не придумал, – огрызнулся Леопольд.
– Любопытно только, откуда ты все-таки узнал про выставку Хаюрдо?
Оживившись, вперед взволнованно выступил все тот же мужчина с седой бородкой клинышком. Как будто вопрос был обращен непосредственно к нему. Он перед этим несколько раз намеревался вставить свое слово в том либо ином месте разговора, но попытки не увенчались успехом. А вот теперь, суетно двигаясь, заговорил с запалом:
– Да ведь об этом знали многие горожане. Да и как было не знать? – Он суетился. – Во многих местах в городе были развешены объявления. И потом, по телевизору реклама шла. Вы разве не видели ничего? Как это может быть? Ведь это же Хаюрдо!
– Дедушка, что вы сильно волнуетесь? Не стоит так разоряться! – осадила Эльвира. – Не хватало, чтобы сердечный приступ вас хватил!
– Не бойтесь, барышня, я не умру от сердечного приступа! – парировал мужчина.
– Никто не знает, когда и как умрет, – возразила она.
– Я знаю! – проворчал тот, недовольный тем, что его прервали.
– Любопытно, – протянула она.
– Ничего любопытного, мадемуазель. Знаю, и все!
– Может, и про меня знаете? – полюбопытствовала Эльвира.
– Я не провидец, барышня, и про всех знать не могу! – отступил в сторону.
– Жаль.
– Не стоит жалеть, – успокоил Михаил. – Иногда ненужные знания приводят к трагедиям. В истории есть много примеров этому.
– Мне всегда казалось, что ненужных знаний не бывает, – не согласилась Лилия. – Любые знания полезны. Но разговор сейчас не об этом. Зачем ты сочинил про фрейлину?
– Да-да, – торопливо поддакнула Эльвира. – И про служанку. Мне это не по вкусу.
– Я никогда ничего не сочиняю, – повысил голос Михаил. – Мне известно это от Хаюрдо. К тому же из истории прошлого, как бы ни хотелось, невозможно ничего выбросить. Сколько бы потомки ни ломали ее, она пишется не ими и существует независимо от них.
– И в каких же это анналах кроется история моих предков, о которых я никогда не слышала? – в уголках губ Лилии порхнула усмешка.
– К сожалению, среди людей редко кто знает свою родословную. Как правило, многим потомкам неизвестны их предки, – с некоторым разочарованием напомнил Михаил.
– И что это меняет? – пожала плечами она.
– Многое. Не помнишь ты – не будут помнить о тебе.
– Разве это так важно?
– Для человека очень важно. Но не всякий понимает это.