Особо опасная особь
Шрифт:
Джозеф Горны лежал на диване, завернувшись в теплый плед, похрапывал во сне. Хиту позаботился о рабе-вместилище – покормил его, уложил в постельку. О рабах нужно заботиться, если сами они не в состоянии это сделать. Потому что это забота о самом себе.
Червь пошевелил кончиком брюшка, раздувшимся от личинок. Вот они, будущие маленькие хиту, еще не родившиеся, числом две дюжины. Когда он размножался в последний раз? Трудно сказать… по земным меркам с тех пор прошло не меньше века. На Стансе ни к чему было размножаться – непросто найти место для новых деток.
Пусть старик поспит. Для того, что ему предстоит сделать, нужны силы.
Умник вел машину на удивление спокойно – не форсил, не лихачил, спокойно катил по хайвею, ни разу не превысив разрешенную скорость. Лина понимала его – хотелось бы побыстрее, конечно, но не дай Бог засветиться, обратить на себя внимание полиции.
У них уже проверяли документы – три раза, в положенных стационарных пункта контроля. Документы были в полном порядке – с паспорта Лины смотрел симпатичный юный парень с пшеничными усиками и курчавой бородкой; само собой, внешность Лины точно соответствовала фотографии. Умник тоже оброс бородой – только черной, кумпол его прикрыла темная с проседью шевелюра, нос украсился заметной горбинкой, контактные линзы придали светлым глазкам карюю еврейскую грусть. Да-да, Умник, шпион неизвестной страны, превратился в иудейского ребе, влез в черный лапсердак, одел черную шляпу, не поленился даже приклеить пейсы – для достоверности. Выглядел он теперь лет на шестьдесят, и Лина не узнала бы его ни за что, встретив на улице.
– Ты не из Израиля, случаем? – спросила она, отхохотавшись после того, как Умник в первый раз предстал в новом обличье.
– А что?
– Уезжать туда в мои планы не входит.
– Ты не антисемитка, кстати? – поинтересовался Умник. – Все поляки – жуткие антисемиты.
– Да мне по фигу это – еврей, не еврей, – сказала Лина. – Но в Израиль не поеду. Там дико жарко.
– В моей стране тебе жарко не будет, – заявил Умник. – У нас прохладный климат. Лучше, чем тут у вас, в Америке.
– Исландия? – сразу предположила Лина, продолжив цепь догадок.
– Чуть южнее, – ответил Умник. – Но севернее Корсики, это точно.
Они уже проехали через Пенсильванию и Огайо, пересекли границу штата Мичиган и приближались к Детройту. Лина извелась от ниченеделания – и видео-то она посмотрела, и музыку послушала, и в компьютерную стрелялку поиграла, и кроссворды отгадывала, и просто спала часа два, откинув сиденье почти до горизонтали. Противный Умник не пускал ее за руль, а это было единственным, чего она действительно сейчас хотела.
Быстрее, быстрее.
– Не ерзай, – сказал Умник. – Все сиденье своей вертячей попой протерла.
– Это не твое сиденье. И не твоя машина. Тебе какая разница?
– Не елозь. Отвлекаешь мое внимание.
– А там, в твоей стране, у тебя какая машина? Бензиновая?
– Нет у меня там машины.
– А на чем же ты ездишь?
– На упряжке из ездовых собак, – сообщил
– Собаки? – недоуменно переспросила Лина. – Это, типа, как эскимосы ездят? Что, там настолько холодно?
– Ага. Сопли замерзают прямо в носу. Лед и полярное сияние. Холодильник не нужен. Мороженых тюленей – основную нашу еду – храним прямо под кроватью. А еще у меня есть ручной белый медведь.
– Кончай запугивать, – отмахнулась Лина. – И пусти меня за руль, в конце концов!
– Не пущу. Сколько еще осталось ехать?
– Отсюда – часа три.
– Тем более не пущу. Недолго осталось.
– Ну вот приедем мы, найдем отца, – сказала Лина. – А дальше что будем делать?
– Извлечем червя и убьем его. Сожжем, чтоб и следов не осталось.
– Как ты его извлечешь? Живот отцу разрежешь?
– У меня с собой фиброскоп. Зацеплю червя и вытяну. Ничего твоему папе не будет.
– Ты умеешь управляться с фиброскопом?
– Я все умею.
– То есть вообще все?
– Ну, почти все. Во всяком случае, все что нужно.
– Так не получится, – заявила Лина. – Этот свистун воздействует на людей, заставляет их делать то, что он хочет. Только я ему не подчиняюсь.
– Почему не подчиняешься?
– Откуда я знаю? Наверное потому, что я переделанная. А с тобой он справится в два счета.
– Не справится. В цереброшлеме сработает защита.
– Защита от инопланетных разумных червей?
– Универсальная защита.
– А если отец будет сопротивляться? Им ведь свистун командует.
– Тогда я прочту ему иудейскую проповедь, – Умник потеребил правый пейс. – Скажу, что мы – посланцы пророка Исайи.
– Не пойдет. Отец – упертый католик.
– Значит, сослужу католическую мессу. И изгоню демона.
– Ты с ним поосторожнее, пожалуйста, – сказала Лина. – Все-таки это мой папа. Хотя у меня с ним в последнее время были плохие отношения …
– Мы едем спасать твоего отца, – сказал Умник. – И никто, кроме нас, его не спасет. Поверь, я сделаю все, что в моих силах.
– А из твоей страны в Штаты писать письма можно?
– Все что угодно – письма, телефон, видео, интернет.
– Я буду скучать по Америке, – грустно произнесла Лина. – Когда-нибудь я смогу вернуться домой? Лет хотя бы через десять?
– Трудно сказать, детка. Дай Бог, чтобы через десять лет здесь, в Штатах, было место, в которое тебе захотелось бы вернуться.
– Что, так в Америке все плохо? – хмыкнула Лина.
– Пока ничего, терпимо. Но дальше будет намного хуже.
– Ты так не любишь США?
– Я люблю США, – сказал Умник с неожиданным теплом в голосе. – Я прожил в Нью-Йорке пять лет и понял ваш народ, полюбил его. Вы забавные. Такие самоуверенные… Считаете, что ваше общество идеально. Не хотите видеть дальше кончика своего носа. Люди с трубчатым зрением. Ухоженные лошадки в шорах. «Приличные» – надо ж придумать такое слово… Тридцать пять процентов приличных – а кто остальные? Гарантированные отбросы общества? Потому что не укладываются в стандарты? И где место прочим – в тюряге? Жаль мне вас, от всей души жаль.