Останется с тобою навсегда
Шрифт:
– Из чего отлита пуля?
– спрашивает Чернов.
– Из свинца, товарищ капитан.
– Ее вес?
– Девять граммов.
– Как же ты двадцать семь граммов дорогого металла послал в никуда? Еще промажешь - штрафная...
Стрельбы завершились под сильным ливнем, роты уходили в лагерь. Мы с Черновым, обогнав колонны, доскакали до штаба батальона.
– Обсушимся, товарищ подполковник?
– Он позвал ординарца.
– Вынеси наши плащи и... сообрази.
– Мне бы чайку погорячее, -
Мелкими глотками отхлебывая из кружки, я посматривал на комбата. Сидит увесисто, независимо, широко расставив ноги, курит.
– Давно в запасном, Аркадий Васильевич?
– С основания, с товарищем Сапрыгиным прибыл.
Я отодвинул кружку, встал.
– И подъем и марш со стрельбой - в основном не придерешься. Но какой все это ценой? На износ работаете, капитан.
– Так вся война на износ.
– Чернов поднялся и стоял подчеркнуто по стойке "смирно".
– Не хотелось бы вам самому поднять роту в боевую атаку?
– Я не страдаю оттого, что меня не посылают на передний край. Мой опыт нужнее здесь.
– А вы не забыли еще, комбат, куда отскакивает гильза после двадцатого подряд выстрела?
– Застревает в канале ствола...
20
Полк работает. Испепеляющее солнце, внезапные ливни, которыми богато нынешнее парное лето, изнуряют. Кожа на мне задубела, от частого курения пожелтели зубы. А коновод старина Клименко до того загорел, что стал похож на кочующего по степям цыгана. Бедолага, порой ждет меня и ждет, чаще всего на солнцепеке, не смея спросить, как надолго задержусь, не решаясь напомнить, что давно пора "подзаправиться".
Возвращаемся в лагерь, нас встречает сердитый Касим, с укором поглядывая на Клименко, будто он и есть главный виновник того, что "товарищ командир" вовремя не позавтракал, не пообедал... Слышу диалог:
– Шайтан, зачем командиру не сказала - кушать надо?
– Який смилый, поди сам и скажи.
– Ты боялся, да?
– Тю, дурень! Работы у нас богато.
– Большой курсак - большая работа.
Я крикнул:
– Эй, Касим-ага! Чем угостишь?
– Курица есть, молоко есть... За твои деньги купила.
– Тащи на стол. Старина, присаживайся.
Клименко, стыдливо зажав подбородок, отвел глаза:
– Та я вже поив...
– Слушать начальство!
Вдвоем так разошлись, что от курицы и костей не осталось - зубами перемололи.
– Спасибо, Касим-бей.
– Одна минута обожди.
– Выбегает из землянки и возвращается с миской, полной спелых вишен.
– Ай да молодец! Откуда?
– Капитан Чернова давала, сказала: "Корми начальника, а то худа спина".
Чуть не поперхнулся. Ну и ну!..
Утром задержался в штабе, просматриваю личные дела офицеров второго батальона. Капитан Чернов... Кадровый, в боях не участвовал, награжден орденом Красной Звезды...
Вышел на крылечко и столкнулся с майором-порученцем от генерала Валовича.
– Весьма срочно, товарищ подполковник!
– Вручил пакет.
Требуют четыре маршевые роты, сегодня же. Связываюсь с Сапрыгиным, тот с готовностью отвечает, что ждет нас в Просулове. На рысях идем на площадку перед винным заводом, где прощаемся с уходящими на фронт солдатами.
Роты уже выстроены, и оркестр на месте. Сапрыгин шагает к нам навстречу, докладывает, что все готово на марш.
Поражаюсь: каким манером ему удается опережать события?
Обходим строй. Солдаты одеты по форме, обуты в кирзу; в вещевых мешках двухсуточный запас продовольствия. Ни жалоб, ни претензий. Вглядываюсь чуть ли не в каждого, хочу понять, что унесут они от нас на линию огня.
Играет оркестр. Роты, разворачиваясь вправо, выходят на дорогу. Пошли ребята нога в ногу - в бой пошли!.. Не свожу с них глаз, пока замыкающая шеренга не скрывается за горбящимся холмом.
Ушел оркестр. Мы с Сапрыгиным вдвоем на пустоши.
– Сколько, Александр Дементьевич, можно еще выставить маршевых рот?
– Трудно сказать. По мере поступления солдат из госпиталей.
– Значит, полк вчистую вымели. Пора, наверное, кое-какие итоги подводить. Хорошо вы поработали, Александр Дементьевич. Я уж и не знаю, как бы мы без вас...
Сапрыгин с удивлением посмотрел на меня.
– Непривычно, Константин Николаевич, слышать из ваших уст такие слова. Признаюсь откровенно, последние дни я жил с банальнейшей мыслью: вы хотите избавиться от меня...
– Было такое желание, не скрою... Но вот шагают наши ребята по пыльной дороге на фронт обученные, одетые. Верю, что командиры боевых частей не предъявят вам претензий.
– Почему мне? Всему полку, наверное...
– Пусть будет так. Позавчера я весь день провел в батальоне Чернова. Как он, соответствует занимаемой должности?
– Трудный офицер, но знающий. И спуску никому не дает.
– Он строг или жесток, как вы думаете?
– Со дня рождения части он у всех на глазах, и, кажется, никто не примечал, чтобы он превысил свои полномочия.
– Спасибо, постараюсь узнать его поближе.
Сапрыгин, широко улыбаясь, вытащил из кармана безукоризненно отглаженных галифе серебряный портсигар с выгравированной надписью.
– Именной?
– спросил я.
– От Военного совета за службу приднепровскую. Угощайтесь.
Я понюхал папиросу с длинным мундштуком.
– О, высший сорт.
– Из генеральского буфета. Впрочем, Константин Николаевич, почему вы им не пользуетесь? Как-никак командир отдельной части, положено.