Остановка

Шестаков Павел Александрович

Я вышел из квартиры.

День стоял, как и предыдущие, ровный, солнечный. Я миновал двор и через подворотню выбрался на улицу. Особо четких планов у меня не было, и я приостановился, оглядевшись. Напротив, через дорогу, на месте разрушенного в войну дома был разбит небольшой скверик. Там на скамейке возле прикрытого прозрачным колпаком таксофона сидел парень. С годами я приобрел дальнозоркость и поэтому сразу узнал его, тем более что одет он был в ту же самую поблескивающую золотистым отливом куртку, что и на кладбище,

где я видел его с Леной.

Мне не нравится всякого рода мишурный синтетический шик. Не понравился и хозяин куртки. Еще на кладбище, когда он, стоя рядом с женой, разглядывал нас с Мазиным. Не потому не понравился, что тяготел к породе "стиляг", бороться с которыми нас приучали в юности. Как раз вызывающе модного на нем ничего не было. Да и внешность вполне отвечала благопристойным нормам, ни усов, ни бородки, ни длинных волос. И все-таки, когда я увидел его вблизи, из машины, неприязнь возникла сразу. Решусь сказать, ответная, та, что возникает у людей немолодых, если они замечают во взгляде младших по возрасту нечто пренебрежительное, чувство легкомысленного превосходства. Это всегда раздражает - ну почему они не понимают, что и сами старости не минуют?

Да, парень мне не показался, а тут еще и Полины Антоновны нелестные слова...

А впрочем, какое мне дело до того, что сидит он на скамейке в осеннем скверике, где разросшиеся за мирные годы деревья пожелтели и осыпаются понемногу, стоит потянуть жесткому ветерку?.. Сидит и пусть себе сидит. Пусть отвернулся, потому что тоже узнал меня и не пожелал реагировать. Впрочем, тем, что отвернулся, все-таки среагировал. Отрицательно.

Короче говоря, возникновению молодого человека в сквере напротив я значения не придал.

Удивился я позже, когда вернулся с прогулки по городу. Прогулка затянулась. Захватили знакомые места, и пробродил больше, чем собирался, а потом в кафе пообедал, чтобы не обременять Полину Антоновну. А когда подходил к дому, глянул машинально по сторонам, переходя улицу, и увидел, что под таксофоном, будто и времени не прошло, сидит тот же парень. Только солнце освещает его блестящую куртку уже с другой стороны.

Правда, в первый момент я удивился умеренно, ибо никак не связал его "сидение" с собственной особой. Подумал только: "Как пенсионер, на солнышке греется целый день". Подумал и направился к подворотне, когда услыхал за спиной:

– Эй, вы! Постойте...

Нельзя сказать, чтобы это прозвучало вежливо, но я остановился.

– Вы... я не знаю, как вас зовут.

Говорил он, чуть задыхаясь, потому что заметил меня, видно, не сразу и бежал догоняя.

Я назвался, но сразу замечу - на всем протяжении нашего знакомства он меня по имени и отчеству не поименовал ни разу. Так я и остался - "вы". Однако и на том спасибо. В наше время и "тыканье" особо предосудительным не считается.

– А вас как величать?

– Вадим.

– Очень приятно.

Спорщик, значит? О чем же вы хотите поспорить?

Он не понял.

– Откуда вы взяли, что я спорить собираюсь?

– Имя у вас такое.

– Имя как имя. При чем тут спор?

– От древнерусского слова "вадити", затевать споры. Правильнее Вадимир.

– Никогда не слыхал такого имени.

– Упростилось, сократилось.

– Уверен, родители и в голове не держали...

Наверно. Ведь спорить - одно из самых мягких значений глагола "вадить". У Даля еще и клеветать, обманывать значится. Но об этом я распространяться не стал.

– А вообще-то правильно назвали. Меня против шерстки не погладишь. Интуитивно дошли предки. Выбирали красивую кличку, а попали в точку, а?

– Не знаю. Я еще с вами не спорил.

– Да не собираюсь я спорить. Я же сказал.

Мы остановились тем временем, не входя во двор.

– У вас дело ко мне?

– Дело.

– Тогда поднимемся к Полине Антоновне, - предложил я, не высказывая подлинного уже удивления, ибо не мог никак предположить, что за дело может нас свести.

Вадим резко тряхнул головой.

– Туда без толку... У старухи я был. Мне с вами надо.

Я развел руками.

Он поколебался, потом спросил резко:

– В пивную пойдете?

– Куда? В какую пивную?

– Здесь рядом. Подвальчик.

Я представил набитое разным народом помещение, полупьяный гвалт, захламленные столики и кислый, тошноватый запах, и поморщился.

– Увольте.

– Я так и знал. Коньячком сосуды расширяем?

– Бывает, и нитроглицерином.

– Ну, не скромничайте. На вид...

Я прервал.

– Вид обсуждать не будем.

– Ладно. Тогда на лавочку? На свежем воздухе.

Разумеется, все варианты общения с Вадимом меня привлекали мало, но на свежем воздухе было все-таки лучше, чем в заведении, куда он меня приглашал.

– Хорошо, пойдемте.

До скамейки, той самой, что рядом с таксофоном, мы шли молча. Молча и сели. Я посмотрел вопросительно.

– Предоставляете слово?

– Слушаю.

Он почему-то наклонился ко мне, хотя посторонних вокруг и не было. Я заметил, что волосы у него, несмотря на возраст, уже поредели и давно не мыты.

– Вы, конечно, знаете, кто я?

Я кивнул.

– Бабка проинформировала?

– Да, Полина Антоновна сказала, что вы муж Лены.

Он искривил рот.

– Представляю.

Я не возражал. Представлял он полученную информацию приблизительно правильно.

– И тем не менее стою у ворот. И прошу помощи.

Видно было, как трудно далась ему последняя фраза.

– Помощи? Моей? В чем?

– Жить нам с Ленкой негде. Понимаете? С милым рай где? В шалаше. А если нет шалаша, тогда что? Тогда где?