Остановка
Шрифт:
– Посредник. Незаинтересованное лицо. Как в старину говорили, частный маклер.
– Ничего не понимаю.
– Значит, он не сказал вам. И правильно сделал. Я ведь не справился. Он сам добился.
Лена смотрела на меня, а я не знал, что говорить.
Прогрохотал за окнами обгоняющий нас поезд.
– О чем вы?
"Или я полный осел, или она говорит искренне".
– Я о квартире. Полина Антоновна согласилась сдать вам комнату.
Она как-то дернулась, то ли от толчка двинувшейся
– Я не обращалась. Не просила.
– Обращался Вадим. Сначала попросил меня. Потом сам.
– И она согласилась?
– Мне отказала. А ему нет.
– Почему?
– Я не знаю.
И я без хитростей рассказал, что произошло.
– Простите, пожалуйста, Вадима. Если бы я знала, я бы ни за что не позволила ему вмешивать вас.
– Вы думаете, он бы послушался?
Ответила она достаточно нелогично:
– Он ничего не понимает.
Не столько по словам, сколько по виду и интонациям Лены можно было предположить, что она вовсе не рада уступчивости Полины Антоновны.
– Разве он действовал... самостоятельно?
– Он не должен был... действовать.
– Вадим показался мне трудным человеком.
– Какой смысл вы вкладываете в это слово?
– спросила она живо. Негативный?
"Неужели она еще будет защищать его! Ну, это уж слишком по-женски".
– В основном да, - сказал я прямо.
– Не подарок.
– Да какой же муж теперь подарок?
"Теперь?"
Я подумал, что не только пожилые склонны приукрашивать прошлое. Но она говорила не о прошлом вообще.
– Вот мой... Олег Филиппович, муж мамы. Он подарок. Причем в самом прямом смысле слова. Подарок судьбы. Они познакомились в поезде. И с тех пор вместе. Он семьянин по природе. Любит дочку, все умеет. Мужчина в доме. Маме остается одно - быть доброй, заботливой и ценить его. Что она, между прочим, всю жизнь и делает.
– Вы иронизируете?
– Ничуть. Какое я имею право! Мама всегда его чтила.
Я не мог понять, насколько убежденно и всерьез произносит она эти слова.
– Все-таки что-то вам не нравится.
– Ничего подобного. У мамы прекрасный муж. Он несет ответственность, как и подобает мужчине. А у меня... Вадим. Современный муж.
– И раньше не все несли ответственность.
Ее реакция никак не соответствовала моим банальным словам. Лена спросила:
– Неужели он все рассказал вам?
Не знаю, как повел бы себя профессионал. Может быть, сделал вид, что ему известно больше, чем на самом деле. Я в такие игры играть не берусь. Как говорится, честность - лучшая политика. Да и справлюсь я.
– Леночка! Я вас не совсем понимаю. С Вадимом мы не так уж тесно общались. Я по его просьбе говорил с Полиной Антоновной. Вы знаете. Потом она согласилась. Хотя, как мне кажется, не очень
– Значит, догадывались.
– Я не любитель чужих секретов. Если меня в них не посвящают, я стараюсь сдерживать любопытство.
Она посмотрела на меня с сожалением, как смотрят на мелкого лгунишку. Приблизительно так же смотрел и Перепахин, когда услышал, что я не знал о любви Сергея к Наташе.
– Вы мне не верите?
Лена передернула плечами.
– Странно сдерживать любопытство и в то же время судить о людях так категорично. Вы осудили Вадима, а что вы о нем знаете?
Если бы я ответил ей словами философа, который уверял, что знает только то, что ничего не знает, я бы не погрешил против истины. Новая попытка вступиться за Вадима ставила меня в полнейший тупик.
– Конечно, вы знаете больше.
– Его плохо понимают. И много винят. Да, сейчас мужчины слабее женщин. Наверно, это историческая закономерность. Женщины добились самостоятельности. А остались сварливыми бабами. Постоянно ругают мужчин, "слабак" - самое мягкое слово. Наверно, когда заканчивался матриархат, мужчины так же говорили о женщинах: "Ну и бабы пошли! Хлюпики. Сели нам на шею. То ли дело раньше. Женщина женщиной была!.."
Лена улыбнулась.
И тут я увидел то, что видел Женька Перепахин. Я узнал в ней Наташу. До сих пор мне мешало ее выражение лица, то озабоченное, то огорченное, неприветливое. А Наташа, - теперь я хорошо вспомнил, - была ровной, спокойной.
– Вы похожи на маму.
– Да... по праздникам.
– Они... редко бывают?
– Как положено. В основном будни. А вы помните маму?
– Вспоминаю, глядя на вас. Много лет прошло. И уехала она неожиданно.
– У нее были причины.
Улыбка исчезла. Я не мог понять, действительно ли она постоянно нервничает или это мои домыслы, издержки не своего дела, в которое я втянулся.
– Да, я помню. Домашние обстоятельства.
– Не только домашние.
– Об этом я не знал.
Лена посмотрела уже знакомым мне взглядом.
– Простите. Вы же не любитель чужих секретов. Наверно, это хорошо. Своего рода защитная реакция...
"Сейчас про улитку в раковине вспомнит..." Но обошлось без расхожего сравнения.
– Вы удачно адаптировались к жизни. А вот Вадим не может. Что же ему делать?
"Да что это она? Зачем?"
– Боюсь, что это разные вещи - чужие секреты и адаптация к жизни.
– Для вас. А для меня и Вадима...
– Она не закончила.
– Нам трудно жить.
– Я вижу.
– Все видят. И хотят, чтобы я его бросила.
Я не стал уточнять, что значит - все.
– А вы нет?
– Нет. Хотя вы правы, конечно. Он трудный человек. Но лучше стерпеть, чем предать.