Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
Объем, который печати способны накопить, от естественной энергоструктуры носителя и зависит (а она, в свою очередь, зависит от целого букета факторов, от врожденной предрасположенности до физической формы).
У меня, к примеру, запас побольше, у того же Кирюхи — поменьше.
Расход резерва надо контролировать — чтобы не остаться в критической ситуации с голым задом и без прикрытия товарищей.
В штатной ситуации естественным считается, когда текущий запас составляет примерно две трети от общего объема накопителя.
У меня в последнее время плескалась примерно треть — тоже приемлемо, но нижняя
Максимум, который артефакт способен накопить, даже если не пользоваться его ресурсами вообще, это где-то девять десятых всего объема, плюс-минус. На этом и остановится, колеблясь в незначительных пределах, расходуя небольшой процент накопленного на поддержание печатей, тут же восполняя потраченное и опять расходуя…
А так, чтобы медальон был заполнен под завязку, — это не слишком часто происходит. В основном, в периоды штатного обслуживания у артефакторов Ордена. Ну или, как сейчас, если кто-то отдаст от своей силы…
Ощущение не сказать чтобы приятное.
Впервые в жизни я кончал в тот момент, пока сверху на меня наваливалась гранитная плита.
Впечатления, конечно, незабываемые, но не уверен, что хочу их повторить.
Хотя…
Я взглянул на разметавшуюся по постели Ксю. Сил не было даже на то, чтобы покачать головой.
Все же немного пугает, что такая мощь — в руках у… у Ксюши. Которая по жизни руководствуется принципом: «Сегодня мне в левую пятку стрельнуло так».
Хрен угадаешь, чего ждать — то ли потравит, то ли оторвет от сердца запас силы…
Я осторожно пошевелился, устраиваясь поудобнее. Потолок величественно и неторопливо плыл вокруг своей оси, и, если отбросить тяжесть, навалившуюся на тело, состояние было сходно с легким алкогольным опьянением.
Мысли неугомонно ворочались в голове, разрозненные кусочки пазла упрямо пытались состыковаться. Я неосознанно поглаживал большим пальцем нежную кожу тыльной стороны ведьминской ладони и думал, думал, думал… иногда не о том. То есть не о деле. А, например, о том, что опыт — сын ошибок трудных — подсказывал: когда события принимают настолько стремительный оборот — близится развязка расследования. Город взбудоражен. Преступники — раз подались в бега — паникуют. А паника — плохое подспорье в криминальных делах. Они совершат ошибки. И будут пойманы. Вот только закрытие дела, помимо успешно проделанной работы, будет означать еще кое-что: я уеду из Крапивина. И это внезапно стало каким-то царапающим откровением.
Ведьмы часто растят детей без отцов. И объективных причин тому — полно. Пример многоуважаемого Егора Александровича — это, скорее, исключение из общего правила. И заводят без отцов, бывает, тоже.
Это я знал. Но никогда не предполагал, что меня однажды смогут определить на место такого вот отсутствующего отца.
Избежать «счастливой» участи удалось практически чудом: просто повезло, что я — дознаватель каждый день, а Ксю — преступница от случая к случаю.
Знал и то, что я действительно ее охраняю, а подходы к квартире — это место, где ее гарантированно можно перехватить и потому требующее внимания. Вряд ли наши с ней интимные отношения — тайна для заинтересованных лиц. А ну как злоумышленник, напавший дважды, предпримет третью попытку — и в этот раз попытается
Так что каждый раз, покидая это место или возвращаясь сюда, приходится проявлять повышенную осторожность.
Собственно, поэтому я еще от входных дверей, ощутив тщательно скрытое изменение магического поля, насторожился.
Моментально сложилось, отчего при набитом холодильнике ей взбрело в голову готовить именно рыбу.
И естественным образом насторожился: что такое она колдовала, что для этого мало было попросить меня не лезть, а понадобилось выставить из квартиры? Если бы не это, то вряд ли бы я заметил ее дивный «чаек» — после которого и полез уже планомерно проверять свои вещи!
Ксюша-Ксюша…
О чем ты думала?
Но вообще, это очень по-ведьмински: совершить преступление, а когда тебя схватят за руку — обидеться!
Даже всерьез злиться на нее не получалось, а ведь следовало бы. Злость была, но какая-то… фоновая. Она забивалась другим, неожиданным, странным. Тревожным.
А ведь казалось бы, мы просто два взрослых человека, которые решили слегка разукрасить вынужденное совместное проживание.
Только вот она захотела от меня ребенка.
А я?
А я — по крайней мере, по ее соображениям — вернусь в столицу и забуду крапивинскую Хозяйку. Вернуться-то вернусь. А вот забуду ли?
Высшие силы мне свидетели, ведьм на своем веку я повидал немало, но настолько… незабываемой, чтоб ее! Еще нет.
Я только успел приступить к утренней разминке, когда из спальни выползла Ксю в типичной своей утренней ипостаси: лохматая, недовольная, сонная.
Полыхнула в меня обиженным взглядом, правда, до объяснений, что я сделал не так, не снизошла.
Вроде встал тихо, не будил, к зарядке насильственным путем не принуждал…
Свердлова вернулась из туалета, встала рядом со мной и с демонстративно холодным выражением на лице начала свой собственный комплекс.
А, ну все понятно, вариантов изначально не было: сейчас я провинился тем, что не разбудил на зарядку, а в любом другом случае мне вменялось бы в вину обратное.
Тихонько посмеиваясь и заканчивая разогревать мышцы, я обратился к ней:
— Доброе утро, Ксения Егоровна!
Ответное «быр-быр-быр» с равной вероятностью могло быть пожеланием доброго утра, рекомендацией провалиться и заклинанием призыва демона.
— Орден в моем лице принял решение, что ваши услуги обходятся инквизиции слишком дорого, — оповестил я, и «быр-быр-быр» по эмоциональной шкале сползло в район настороженности.
Если я правильно понимал ситуацию, то следующим пунктом в этой шкале у Ксении Егоровны шли побои.
— Серьезно, Ксюш, оставайся дома. Отдохнешь, можешь под настроение в книгах порыться на тему подходящих под требование ритуалов, — дополнил я, не доводя дело до нанесения телесных повреждений различной степени тяжести. — В конце концов, для тебя сейчас нет работы на выезде, так что эффективней будет разделиться. Ну и просто, расслабишься. Воскресенье.