Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
— Ну и как это понимать?
Вопрос меня расстроил, особенно тем, что прозвучал он над чашкой с чаем, столь любовно заваренным (и заговоренным!) мной, пока Макс ходил за вином и обратно.
Соколов, вот что тебе нужно?!
И ведь последнее время пил спокойно он мою заварку, не проверял, разве что вот перед гостем… Ан нет: сидит, держит чашку в ладонях, изучает содержимое пристальным взглядом.
И что его насторожило? Хороший же любисток, и в глаза бросаться не должен… А какая хорошая побочка! Если сбор составить немного
Придурок. Такой план испортил.
«Придурок», подняв кружку с магическим аналогом «Виагры» к самому лицу и покачал жидкость, изучая ее на цвет и запах.
— Вот на хрена? — в его лице мешалось изумление и что-то еще.
Кажется, он просто не мог поверить.
— Твое расследование скоро закончится, ты уедешь, а у меня опять начнется недотрах! — огрызнулась я от досады.
Ненавижу оправдываться! Ненавижу, когда меня берут на горячем!
Макс смотрел на меня молча, не отрывая взгляда. Он, конечно, пытался удержать свой фирменный непроницаемый вид, но сквозь него явственно просвечивало обалдение.
— Ой, можно подумать, ты от этого переломишься! — вспылила я. И рявкнула: — Пей давай! Не капризничай!
Он покачал головой с тихим восхищением:
— Свердлова! Твоя наглость — это что-то запредельное…
Снова покачал головой.
И… ме-е-едленно поднеся чашку к губам, выпил ее глоток за глотком, глядя мне в глаза.
— А вот просто попросить нельзя было, да?
Вопрос я предпочла проигнорировать.
Потому что… чертов Макс, одним своим простым жестом вверг меня в пучину паники. Это… это что такое было?! Поймав ведьму на попытке себя опоить, вместо того чтобы впаять ей штраф и срок — взять и выпить зелье?!
Это… это же… доверие?
Это нечестно. Я так не играю! Это какая-то запредельная уверенность, что я не причиню ему вреда!
Я не согласна! Я не готова такое оправдывать!
Так, спокойно, без истерик. Дышим, подруга, дышим…
Он что, совсем отбитый?
Мамочки, с кем я связалась?..
Макс молча любовался моим ступором и нагло, сволочь, ухмылялся мне в глаза.
Ну и вот как его теперь обманывать без угрызений совести?
Правильный ответ — «никак». Потому что обмануть не удалось.
На это мне тонко намекнул бешеный рык «Свердлова!» из гостинной.
Я сцепила зубы. Ну что за черная полоса, а?! И ведь сама же переборщила: ограничилась бы порчей презервативов — фиг бы он что учуял! Но я захотела подстраховаться для надежности — и насторожила его.
— Свердлова, ты охренела? — влетел в кухню Макс, зажав в кулаке заветные конвертики из фольги и глядя на меня дикими глазами.
— Это что такое? Это что, блин, такое? — орал он, тыча мне под нос уликами.
И тут меня сорвало. Если от низкого рыка Макса вибрировали стены, то от моего голоса задрожали стекла и зазвенела посуда в шкафу:
— Жлоб! Тебе что, жалко? Я ребенка
— «По-человечески»! — окончательно взбеленился Соколов, потрясая испорченными презервативами. — Это ты называешь «по-человечески»?!
— Да не надо мне от тебя ничего! — драла глотку я, и люстра того и гляди грозила рухнуть нам на головы. — А если ты так боишься, я тебе бумажку с отказом от материальных претензий подпишу!
И, выскочив мимо хватающего ртом воздух инквизитора, от души шарахнула дверью в кухню об косяк.
Козлина! Так трудно было не заметить?!
П — провал.
Горло саднило, адреналин кипел, Ксюша металась в темноте по своей спальне и костерила инквизитора на все лады.
Уже почти час.
По своей спальне — потому что выходить из нее было страшно.
Это он от неожиданности к моей совести взывать пытался. А сейчас, когда понял, что ее не нащупать, — ведь и пришибить может…
Обессиленно сев на кровать, я уронила голову на руки.
Ксюша, ты баран?
Я прислушалась к формулировке и поняла, что она меня не удовлетворяет. Сменила мысленную интонацию с вопросительной на утвердительную: «Ксюша, ты баран».
Прислушалась: да, так ближе к истине.
Сила, блин, есть — ума не надо!
Ну как можно было напоить мужика афродизиаком — и разругаться с ним?!
Он первый начал!
Угу, он первый начал — а теперь вы оба не кончите.
Я зажимала рот рукой и кусала ладонь, чтобы, не дай бог, не заржать и не погибнуть нелепой смертью от руки озверевшего Соколова.
Ну вот что за абсурд! Как можно было так облажаться?!
Смех душил и рвался на волю из надсаженного горла, и, справившись с ним, я упала навзничь на кровать, раскинув руки.
Ладно. Пойду утешу страдальца. Он же не виноват, в конце концов!
Из нескромных комплектиков самый нескромный он уже видел, так что я выбрала второй по бессовестности и, на всякий случай прикрыв этот срам пеньюаром, осторожно выглянула из комнаты.
Инквизитор лежал на диване, и луна подсвечивала его руку, закинутую за голову.
Крадучись, я приблизилась и замерла, решая, что предпринять дальше.
Макс не спал: при моем появлении он оглянулся, и именно этот момент я выбрала, чтобы красиво скинуть с плеч халатик.
Невесомые атлас и кружево заскользили по коже, эффектно подчеркивая виды…
Соколов смотрел насупленно, исподлобья.
И я не выдержала. Осела на диван и заржала со всхрюкиваниями, с подвываниями, с попытками удержать всхлипы, заранее обреченными на провал.
Макс смотрел сурово. Очень сурово. Сурово-пресурово. Ровно до тех пор, пока уголки губ у него не начали подрагивать от смеха. Через секунду мы катались по постели, обнявшись и изнемогая от хохота.
А еще через несколько — целовались как чокнутые, как умалишенные, как изнуренные путники в пустыне, дорвавшиеся до воды.