Остров Бога
Шрифт:
Люди почти растеряли Образ, всё, что было правдой, стало расплывчатым и сомнительным. Стержень, за который цеплялось древо подрастающего человечества, им же и вырван. Растёт мир без опоры, вот и гнёт его, куда ветер подует и повалит, в конце концов, грядущий ураган, так что всё предопределенно, и отдумываться поздно. Я приведу в пример грустную, на мой взгляд, статистику — как будет выглядеть ближайшее будущее многих народов. Есть такое печальный показатель «точка невозврата», когда при рождаемости менее 1.6 ребёнка на семью, нация, пришедшая к такому результату, обречена исчезнуть. Ничего уже не спасёт народы, перешагнувшие эту черту, даже если они одумаются и потратят остаток спермы на восстановление своей исчезающей популяции. Они просто не успеют, всё просчитано. При этом местные чиновники радостно рапортуют об увеличении рождаемости во вверенных им регионах. Кто б спорил — народ размножается торопливо. Жаль только, что поголовье растёт исключительно за счёт арабской, турецкой или негритянской общин. Французы с упорством дегенератов, уже который год подряд настаивают, что во Франции «только» 4–5 миллионов мусульман. Последние десять лет согласно местной статистике, цифра не меняется. Они что, не рожают совсем, а только мрут? Нет уж, это скорее статистики по заказу правительства выдают не «пугающую» аборигенов цифру. Грустно мне, грустно — вот уж, сколько лет я не был в Париже, а когда-то любил его беззаветно. Ныне, на Елисейских полях или на моей любимой улице Реомьюр
Народ интересуется: «а когда сувениры будем покупать, а свечки почём, а как освещать»?
Особенно после рассказа о «чуде само освящения», когда всякий предмет, приложенный к одному из двух мест, где лежало тело Святое, обретает благодать, без участия священника. Деваться некуда — идём. Народ перешёптывается за спинами экскурсоводов, «самый дорогой лабаз выбрала сволочь, проценты хочет пожирнее ухватить». Некоторые гиды, не жравшие с утра ципромила, визгливыми голосами начинают доказывать, что процентов не берут, потому что не дают. Мне проще, мой «контингент» эта проза жизни не интересует.
У стенки под иконами, в самом знаменитом сувенирном лабазе Иерусалима, обычно сидит счастливый Мехмед. После долгих лет борьбы с природой Мехмед, наконец, сделал мальчика. Слава Аллаху! Но сегодня сидит Мехмед грустный, в одном ботинке и без носка, нога в бинтах. Твёрдая как у страуса, нога выпускника Житомирского института мореходов выглядит ужасно. Ему резали пятку, и вынимали «иголочка» так по-арабски наши «шпоры» называются. Мелкого роста, лысый, Мехмед умеет обходиться без восточной назойливости, и понимает гостя с полуслова. Но всё равно, на фоне ликов святых он выглядит отвратительно. Опытный как сатана, Мехмед чётко разбирается в своём деле и никогда не втюхивает заведомую подделку, или какую-нибудь пакость, под видом, например, Святых, но неучтённых, мощей. Да и мощей то здесь нету. Последнее время ими даже церковь не торгует. Однажды мой, суровый с бодуна клиент, строго допрашивал Мехмеда, «отчего арабы ничего такого не создали, что может пригодиться всем гражданам планеты» и Мехмед, лучше ничего не придумал, как брякнуть «турки нас сильно угнетали!». Мой клиент хрюкнул, махнул рукой безнадёжно и печально сказал «А-а-а-а», а попытки Мехмеда, развить тему, пресёк строгим «не пизди».
Нахватав свечей и «наборов паломника», сиречь земли иерусалимской, воды из реки Иордан, ладана порошкового, который поджечь можно только вместе с напалмом, и масла, соотечественники спешат в Собор. Вид у них встревоженный, какой бывает у записавшихся на процедуры и незнающих приятно будет или бо-бо.
Я не люблю дат, и обходился бы без них кабы моя бы воля, ну скажите на милость, чем отличается 614 год от 1009–го? И в тот и в другой восточные люди поломали на мелкие куски церковь Гроба Господня. Первыми ломали персы- огнепоклонники, с хорошо ухоженными бородами свирепыми пылающими очами, и в национальных костюмах. Национальные костюмы здесь очень даже причём, оттого, что оказались точно такими, в каких изобразил позабытый византийский мастер волхвов, спешащих на поклон к Иисусу. И так эта похожесть запала в нежную иранскую душу, что уродовать церковь Рождества Христова в Вифлееме, они, как я вам уже рассказывал, не стали. Вот если бы что-то такое догадались изобразить, и в Гробе Господнем, то и базилика Константина Великого уцелела бы. Но не догадались. Потому что такого свинства и мерзости от высококультурных, в те времена персов, не ожидали. А от евреев тем более. А зря. Ежели тебя шпынять всё время, да ещё и указ издать накануне войны, об обязательном крещении евреев империи, то можно и перевозбудить население. Дальше началось невиданное: во-первых, евреи влились в хосровское войско, а во-вторых, порешили целых толи сорок, толи шестьдесят тысяч христиан, толи в змеином бассейне, толи в кедронском ущелье, и денег не пожалели. Сначала выкупили, а уж потом порешили. Как на это взирали, высококультурные персы, не знаю, не видел, но думаю, что без особенной тошноты и лишних содроганий. Тут понятное дело есть закавыка: сегодня за стенами старого города с трудом помещается еле-еле 60 тысяч душ, а на старых планах город то, ещё существенно меньше. Но конечно могли и иногородних христиан прикупить, чтоб войти в историю. Но не вошли, что-то там не сходилось. Однако кровищи наверно всё-таки напустили много, времена были не то, что ныне. Сегодня злодеев в основном по психушкам прячут для питательного кормления и нетревожных процедур, и для компенсации неправильного полового воспитания, а так же битья твёрдым по голове, в ужасном, практически постгрудном детстве. В общем, персы перессорились, и тут как водится, Кавада сын Хосрова, отрезал папе голову, а после сего славного деяния, легко замирился с удовлетворённой его поступком Византией. А, евреи? А, евреи, как водиться, ответили за всё. С другой стороны верный союзник покойного Хосрова, немало ему помогавший в войнах, звался аварский Каган. Ну а раз Каган, то в соответствии с сегодняшней исторической мыслью был он евреище из евреищ. Следующими, за персами, покуражились в Иерусалиме арабы, во главе с полоумным, как считали современники, халифом Аль-Хакимом. Про него вообще ходили странные слухи, будто он и его ближайший друг, философ аль Дарази, по ночам уходили в пустыню и занимались там ворожбой и всякими другими гадостями. Что это были за гадости, не знает никто, однако говорить о них, вслух, всё равно считается, неприличным. И законы он издавал странные, то предписывал женщинам оставаться дома и носа на улицу не казать, то сапожникам запрещал шить дамскую модельную обувь, то отменял все праздники и процессии, кроме религиозных, а ещё, учудил, так учудил, повелел торговцам закрывать лавки днём, а торговать исключительно ночью. Ещё о нём врут что, он повелел передушить всех собак в Египте, запретил продажу меда и приказал вырубить все виноградники поголовно. В одну из тихих египетских ночей Аль Хаким, отправился в одиночку медитировать на Каирские холмы. В одиночку, потому, что сердечного друга аль Дарази, к тому времени уже укоротили по его приказу, на голову. Вот там и пропал наш султан, будто и не было его вовсе! Верные слуги нашли по — утру его опечаленного ишака и куски окровавленного исподнего. Конечно, можно было обвинить во всём осла, — почему это сожрали халифа, а не его, это ведь чистый сговор получается! Но чтоб не выглядеть совсем, идиотами, обвинили во всём неизвестного льва — приблуду, потому что всё-таки хищник. Что касается разрушения при Аль Хакиме Гроба Господня, здесь показания современников тоже расходятся: христиане пишут, «разрушил, разрушил, в пыль перетёр», а иерусалимские хроники молчат, пишут лишь о том, что всё у греков отобрал и яковитам с несторианами отдал, поди, теперь разберись! На счастье мама психопата и две его жены были христианками. Как они его уломали прекратить его подлючую деятельность, история молчит, но в последние годы жизни Аль Хаким поутих. Может, постарел, а может в видениях своих, узрел ту неприятную встречу на каирских холмах, где в жёлтых, опасных песках, водятся львы!
Принято делить весь крестный путь на 14 станций-остановок, часть из которых ныне оказались внутри собора Воскресения. Это католическая точка зрения и утвердилась она окончательно во времена ленивых из-за частого таскания на себе тяжёлых оборонительных доспехов, крестоносцев. А попробуйте-ка вы сами пройти от Гефсиманского сада
У православных к счастью станций только семь и последняя у Судных врат, что находятся в здании ИППО [46] . Евангелисты признающие только те места, что описаны в Новом завете, а значит отвергающее священное предание, вообще, ходят по крестному пути расслабленно: у них и Голгофа не здесь и святая могила не здесь. Хорошо, что ещё в Иерусалиме, а не где-нибудь ещё.
Что касается меня, то я считаю, что Виа Долороса вообще должна начинаться от дворца Ирода, что у Яфских ворот, где квартировали все прокураторы и Понтий Пилат в их числе. С чего бы этому заносчивому и свирепому чиновнику тащится через весь город в крепость Антония для суда, над какими то скучными преступниками — этого добра во все времена хватало. Негоже власти, мотаться через лужи и вонючую грязь в раскачивающемся паланкине, рабы могли такого важного господина запросто в навоз уронить, прецеденты были. Однако народ верит в то, что по этим камням ступал Спаситель и это самый сильный аргумент в пользу традиционной версии, которую мир знает, под именем Виа Делороса, скорбный путь Иисуса Христа. Смерть, великое таинство, гораздо важнее рождения, и это совсем не конец пути. Если вам хочется думать, что конец, пожалуйста. Я лично, опасаюсь, что совсем нет. Какое такое «Великое ничто», вам кто сказал, трупы? Я бы выразился иначе — смерть полна неожиданностей! О том, что там за оградкой, мне рассказывали даже там побывавшие. Нет, не «воскрешённые» ударом дефибриллятора, хотя это тоже, аргумент. Мне, да и вам, рассказывал Христос, его ученики, многомудрые и совсем не такие мерзкие, как писал Иоанн апостол, фарисеи. Я, конечно, не желаю верить, что из меня выйдет один компост, а душа нет, не выйдет, потому что нету её. Хотя и тут есть зерно: «Есть тело душевное, есть тело и духовное», писал Павел в 1-ом послание к коринфянам. И, получается, по Павлу, что первую хоронят вместе с одёжей, сиречь с телом. А вторая? А вторая, точнее «второй», отлетает с миром, и прямо к престолу. Тут я с апостолом не согласен, ибо если дух — «божественное» начало в человеке, то «душа»- человеческое «Я», дитя опыта и «Образа». Разбрасываться таким материалом, не станет и сам Бог. Кстати, «опасаюсь» я потому, что предвижу, что моей душеньке, приготовлена долгая стирка с многократным полосканием и тяжелейшим отжиманием. Опасаюсь, но не боюсь.
46
ИППО — императорское православное палестинское общество
Люди в странном
Намедни, моя дорогая и любимая, пришла ко мне с жалобой на мою слишком уж большую снисходительность по отношению ко всякого рода хасидам, «митнагдим» и другим разнообразным ортодоксальным иудеям. Они, наивные, считают себя единственными «людьми — евреями», правильно исполняющими заповеди, и как им кажется, исполняющими много чего даже сверх необходимого. С этим я, кстати, согласен — такого усердия никто из них не выдавливал.
Классический, послехрамовый, раввинистический иудаизм был прост и прям, как бревно: слияние с Богом может быть достигнуто только изучением устной и письменной Торы, страстной молитвой, старательным исполнением всех религиозных заповедей и благочестивым поведением. Однако со временем родились и начали активно размножаться последователи рабби Исраэля Баал Шем Това, рабби Довбера, позже более известного как Межеричский Магид, аскета, каких поискать и рабби Шнеура Залмани Боруховича из Ляд, основателя, пролезшего ныне во все имеющиеся щели, движения ХАБАД.
Евреев окостеневших в своих древних привычка и поэтому несогласных с попытками модернизации религии, хасиды прозвали «митнагдим» [47] — «несогласные» и принялись их разлагать, а сами стали в это время искать собственный путь в мистических заморочках кабалистов, наставлениях святых людей Цадиков, в трясучке и прыжках. Этот странный сброд, не успев сформироваться, начал собираться вокруг самых авторитетных, болтливых и свирепых евреев, превращаясь потихоньку в закрытые и враждующие зачастую между собой общины.
47
Митнагдим — оппоненты, не хасиды.
Само слово «хасид» произошло от еврейского слова хасидут, означающего «благочестивый» — праведник, изумляющий своим усердием в соблюдении религиозных и этических предписаний иудаизма нечестивых и даже некоторых ведущих вполне «цадиковатый» образ жизни, евреев. Среди этих групп, группок и толп, бродили аскеты-одиночки, проводившие дни в постах, молитвах и покаянии, напряженно ожидавшие избавления, а также страсть, как воспламенившиеся прозелиты и старослужащие, молящаяся и изучающие все, что написано о религии, даже без передышки на обед. Они страстно медитировали, вводя себя в молитвенный транс особыми телодвижениями, ликованием, радостными воплями, песнями и плясками. Сегодня по Острову бродят самые разные иудеи: страстные ортодоксы, задумчивые консерваторы и невнятные даже своей половой принадлежностью, реформисты. Одеваются многие из них весьма оригинально, но в основном по моде 18 века и обязательно так, как обряжался их любимый отец-основатель. Иногда приходиться пуговицы считать, что бы отличить одну разновидность от другой. Вот, к примеру, одежда сатмарского хасида отличается от других венгерских капот, элегантных шелковых халатов, тем, что вместо трех пуговиц на ней красуются шесть — в два ряда по три. Бред какой-то, делать мне больше нечего — пуговицы считать! У меня и у большинства островитян есть другой, куда более точный способ идентификации наших религиозных братьев. Ежели человек в вязаной кипе, то наличие у него «пистоля» или даже автомата неудивительно: либо он живёт поблизости от скучающих за «забором безопасности» мусульман, либо идёт с военных сборов. Он, этот парень, наш человек — отличный солдат и отчаянный патриот. Если худая глиста в бороде и шляпе скребется к вам в дверь и просит средств на образование и пропитание множества своих и чужих очкастых детёнышей, посылайте грубо или завитее Буча, Дрюча или Крюча, которые строго рявкнув обратят его в бегство — к вам приходил паразит. Глиста может оказаться и толстенькой, напитанной добровольными пожертвованиями зарубежных богатеньких своих братцев, но на скорость скатывания по лестнице это не повлияет — нечистое животное за дверью опасно как диббук!
Она, глиста эта, всю жизнь изучает Тору с многочисленными комментариями к ней, прерываясь исключительно на клянченье, в то время как вы пашете неутомимо, что бы прокормить свою родную семью и эту мохнатую шоблу любящую вас не за харчи, а просто так. Ежели вы начнёте беспокоить приходящего мимо или любого подвернувшегося «доса» [48] вопросами про разных древних мудрецов, которые работали врачами, пастухами, простыми генералами, банкирами или изо всех сил крестьянствовали, он, ортодокс этот, вас огорчит полным отсутствием любого энтузиазма по поводу труда.
48
«дос» — еврей-ортодокс, сленг.