Остров Буян
Шрифт:
С печи, где спали вместе с бабкой Федюнька и Груня, послышался сдержанный девичий плач.
– Груньк, ты что?! – воскликнул разбуженный Федя.
– Ништо! Отвяжись! – огрызнулась она и умолкла.
7
Усталость взяла свое, и под утро Иванка уснул. Он проснулся, когда сполох собирал горожан снова к Рыбницкой башне.
Иванка решил, что больше ему нет дела до города. Остановясь на углу, купил у торговки пяток раскисших соленых огурцов, с независимым видом поплевывая вокруг кожуру и обливаясь рассолом, он подошел
– Господа дворяне, посадские, стрельцы, пушкари и вы, всяких званий меньшой люд, – сказал с дощана выборный дворянин Иван Чиркин. – Новгородцы послов к нам прислали – дворян и посадских, а с ними посол с царским словом к вам, псковитяне. Хотите ли слушать?
– Пусть говорят!
– Говорите, послы! – закричали вокруг дощана.
Десяток чужих людей – дворян и посадских – вырос на дощанах. Глава посланцев – дворянин Сонин вышел вперед.
– Господа псковитяне! – сказал он. – Добро ли творите? Крест целовали великому государю, а ныне что?! Ныне на русских братьев готовы с ружьем, как татаре… Где же крест на вас?! Вам бы в город впустить добром воеводу Хованского, как мы, новгородцы, впустили. Вам бы от дурна отстать, и вас государь пожалует по вашему челобитью… А коль вы в мятеже, то не пристало ему челобитья вашего слушать… Войско большое на вас идет. Чего доброго – город ваш пушками разобьют, пожгут!.. Чьей ради корысти?! Ради бездельных людей, кои шкуры свои от праведна гнева спасают…
Дворянин говорил, а народ молча слушал. Слова боярского посланца о войске многих смутили.
– Вам вины бы свои принести государю! – кричал с дощана дворянин на всю площадь.
– Мы бы рады – заводчики, вишь, не велят!.. – крикнул рядом с Иванкой старик посадский.
– Все бы рады! Заводчики не дают! – поддержали сзади.
– А вы бы заводчиков повязали! – выкрикнул дворянин с дощана. – Вон сколько народу троих крикунов устрашилась?! Связали бы да выдали их государю!.. Гаврилку Демидова да Козу.
– Не смеем! – крикнули из толпы.
– Вы нам пособите!..
– Спасибо скажем!..
Это были отдельные выкрики, может быть не более десятка человек, но, раздавшиеся с разных сторон, они посеяли в толпе смятение. Город не видел главных своих вождей, не слышал их голоса, и какая-то странная робость объяла сердца.
– Начните вязать – пособим! – откликнулся дворянин.
Иванка протолкался поближе и стоял у самого дощана. Он не видел в толпе земских выборных, ни Гаврилы, ни Прохора Козы, ни Томилы Слепого. Захарка, Мошницын, Чиркин, Устинов, Михайла Леванисов, Копытков стояли у дощана, вполголоса споря о чем-то между собой.
«Сдались сами изменники! – подумал Иванка. – Чего же Гаврила с Томилой глядят?! Где Коза?!» Он забыл, что дела городские – уже не его дела.
– Заткнись ты, собака! – не выдержав, крикнул Иванка, и мягкий большой огурец, пущенный меткой рукой, разлетелся вдрызг, ударясь в лицо дворянина…
– Слазь с дощана! – вдруг закричала словно тут только очнувшаяся толпа.
И в тот же миг позади посольства явился Гаврила Демидов с толпою конных стрельцов. Подскакав верхом, он прямо с седла перелез на дощан. Короткий удар кулака опрокинул посла в толпу.
– Саблю взять у него, – обратился Гаврила
Те посыпались кубарем вниз, как ребята, забравшиеся в чужой огород и напуганные окриком сторожа.
– Стрельцы, стерегите изменщиков новгородских, – сказал Гаврила.
Спокойный и властный голос его, медный, как голос сполошного колокола Рыбницкой башни, всех отрезвил. Псковские кликуны словно вдруг провалились сквозь землю.
Толпа загудела ропотом одобрения.
К дощану подъехали на взмыленных лошадях Томила Слепой и Прохор Коза. Оба взошли на дощан.
– Псковитяне! Повстали Изборск да Порхов! Два города ныне с нами! – крикнул Коза.
Площадь закричала и заревела, полетели вверх шапки, над толпой поднялись дубины и топоры.
– Убить новгородцев!
– Убить изменников!
– Братцы, пошто убивать! – прокричал Гаврила. – Не страшен беззубый зверь. Десятерых в тюрьму, а двоих назад пошлем к боярам. Пусть правду про город расскажут да скажут Хованскому – не трудился бы, мол, слати послов!
Стрельцы окружили послов и повели их в тюрьму. Толпа раздалась.
– Каков огурец?! – злорадно спросил дворянина Иванка.
– Паршивый щенок, найдет тебя сыск государев! – воскликнул Сонин, грозя кулаком Иванке. – На всех на вас сыск и управа найдется! – крикнул он окружавшей толпе.
Иванка повернулся к нему спиной, поднял полу кафтана и хлопнул себя по мягкому месту. И вдруг сотни людей – старики и молодые, сапожники, хлебники, каменщики, стрельцы и всякий посадский люд – стали повертываться так же по пути, по которому вели дворян, и так же хлопали себя и смеялись друг другу, а когда вышли дворяне с площади, то собралась толпа малых посадских ребятишек, и ребятишки забегали вперед по дороге к тюрьме, оттопыривали худенькие и толстенькие бесштанные задки и хлопали себя ладошками. Дворяне кричали на них, бранили их грязными, нехорошими словами и грозили, что воевода Хованский не пощадит с отцами и их детей…
Наконец двоих дворян вывели к Варламским воротам и дали им «киселя» коленом…
И когда предводительствовавший толпой Иванка свистал в три пальца вдогонку убегавшим дворянам, словно обухом по затылку хватили его слова: «Тебя бы туда же с ними!»
Иванка взглянул назад: это сказала старая торговка бубликами Хавронья. Иванка знал ее с самого раннего детства. Она торговала невдалеке от дома кузнеца в Завеличье, и в морозные дни от лотка ее поднимался вкусный густой пар. Когда бывали деньги, Иванка покупал у нее бублики, и она называла его «внучек-кузнечик».
– Пошто же меня с ними? – спросил Иванка, еще не уверенный в том, что она говорит не в шутку.
– Чтоб извета не продавал да с лазутчиками не знался! – громко сказала старуха, и многие кругом оглянулись на ее слова.
Иванка больше уже не свистал, не улюлюкал и тихо побрел один в город…
8
– Где пропадал, Левонтьич? – спросил Томила у хлебника, вошедшего в Земскую избу поздней ночью вместе с Козой и Ягой.
– Дела, Иваныч, замучили… все недосуг, – избегая прямого ответа, сказал Гаврила.