Остров (др. перевод)
Шрифт:
Дополнительные нагрузки, созданные испытаниями нового препарата, доводили докторов до предела их возможностей. Им ведь приходилось теперь заниматься не только прежними больными, у них появились еще и те, кто страдал от побочных эффектов препарата. Теперь доктор Лапакис очень часто задерживался на острове до десяти вечера, а обратно иногда возвращался в семь утра. Вскоре Киритсис тоже решил почаще ездить на Спиналонгу, дважды, а то и трижды в неделю.
Через пару недель доктор Лапакис окончательно составил список второй группы кандидатов на лечение новым препаратов. Мария была среди них. В среду
– Доктор Киритсис… Входите. Что вам предложить?
Вечерний свет горел янтарем на тонких маркизетовых занавесках. Как будто деревня снаружи была охвачена огнем, и Киритсис чувствовал себя так же – пылающим. К удивлению Марии, он взял ее за руки.
– На следующей неделе вы начнете принимать новый препарат, – проговорил он, глядя ей прямо в глаза, и добавил с полной уверенностью: – И однажды покинете этот остров.
Киритсис собирался сказать еще много слов, но, когда настал этот момент, доктор выразил свою любовь в безмолвном жесте.
Холодные пальцы доктора, мягко сжавшие ее руки, говорили Марии так много и так выразительно, как не могли бы сказать никакие слова. Живое ощущение прикосновения плоти к плоти переполнило, захватило ее.
Во все те часы разговоров, что они с Киритсисом провели вместе, говоря об отвлеченных предметах, Мария постоянно ощущала: даже в те моменты, когда беседа затихала и воцарялось молчание, ей было спокойно и хорошо. Это немного напоминало те ощущения, которые она испытывала, найдя потерянный ключ или кошелек. После долгих отчаянных поисков наступал момент тишины и удовлетворения. Именно так было рядом с доктором Киритсисом.
Мария невольно постоянно сравнивала доктора с Маноли, чья веселость и кокетливость были такими несдержанными, все это било из него, как фонтан воды из прохудившейся трубы. При их первой встрече в доме Вандулакисов Маноли схватил Марию за руки и поцеловал их, как будто уже был страстно влюблен. Мария теперь с полной уверенностью могла сказать, что Маноли вовсе не был страстно влюблен именно в нее, он был влюблен в идею страстной любви. И вот теперь перед ней был Киритсис, по которому сразу видно, что он не осознает собственных чувств. Он всегда слишком погружен в свою работу, чтобы заметить какие-то признаки или симптомы.
Мария посмотрела на доктора. Теперь не только их руки, но и взгляды встретились. Взгляд Киритсиса был переполнен добротой и состраданием. Ни один из них не знал, как долго это продолжалось, но достаточно долго для того, чтобы закончилась одна эпоха их жизни и началась другая.
– Увидимся на следующей неделе, – наконец произнес Киритсис. – Надеюсь, к тому времени доктор Лапакис назначит вам дату первого приема лекарства. До свидания, Мария.
Когда Киритсис вышел, Мария провожала взглядом его стройную фигуру, пока доктор не исчез за углом. Ей казалось,
И хотя между Марией и доктором не было сказано ничего конкретного, не прозвучали никакие признания, все равно девушке было что рассказать Фотини. Когда Фотини приехала в следующий понедельник, ей сразу стало ясно, что с подругой что-то произошло. Давняя дружба позволяет заметить даже едва заметные перемены настроения. Самые легкие признаки горя или нездоровья сразу выдают и состояние волос, которые становятся тусклыми, и изменившая оттенок кожа, и глаза, утратившие привычный блеск. Женщины сразу замечают такое друг в друге, точно так же, как замечают сверкание глаз и неудержимую улыбку. В этот день Мария сияла.
– У тебя такой вид, словно ты уже выздоровела, – пошутила Фотини, ставя на стол свою сумку. – Ну же, рассказывай! Что случилось?
– Доктор Киритсис… – начала Мария.
– Как будто я сама бы не догадалась, – поддразнила ее Фотини. – Дальше!
– Не знаю, как и рассказать, правда. Он даже не сказал ничего.
– Но он что-то сделал? – подтолкнула ее Фотини, горя желанием узнать все подробности.
– Он держал меня за руки, вот и все, но это было не просто так… Я в этом уверена.
Конечно, такой жест может показаться ничего не значащим кому-то, кто оставался частью большого мира, но даже на Крите по-прежнему существовали определенные правила поведения для мужчин и женщин, если они не были женаты.
– Доктор Киритсис сказал, что меня скоро начнут лечить новым препаратом и однажды я смогу покинуть этот остров. Он сказал это так, словно ему это действительно небезразлично.
Да, все это могло показаться ненадежным свидетельством любви. Фотини не была знакома по-настоящему с доктором Киритсисом, так как же ей судить? Но она видела перед собой свою лучшую подругу, источавшую счастье. И это было реальностью.
– А что бы подумали люди здесь, на Спиналонге, узнай они, что между тобой и доктором что-то происходит?
Фотини была человеком практичным. Она знала, как любят сплетни жители небольших поселений, а Спиналонга в этом отношении ничуть не отличалась от Плаки, где связь между доктором и пациенткой родила бы сплетни в одну минуту.
– Незачем им знать. Конечно, кто-нибудь наверняка видел, как доктор приходит в мой дом по утрам в среду, но никто ничего мне не сказал. По крайней мере, в лицо.
Мария была права. Кое-кто, особо язвительный на язык, пытался распустить сплетню, но Марию слишком любили на острове, и злобный говорок лишь добавил непопулярности тем, кто себе его позволил. Но люди могли подумать, что Марию лечат более тщательно, чем других, или, например, без очереди делают инъекции, или дают возможность подработать, пусть и за гроши, – и это действительно могло возбудить зависть. А такое может дурно отразиться на Киритсисе, и Мария была полна решимости сделать все, чтобы оградить его.