Остров (др. перевод)
Шрифт:
– Ну, – начала Фотини, – я не должна слишком задерживаться, нужно еду готовить. Вы ведь придете на площадь?
– Спасибо тебе за все. Я так счастлива вернуться к старым друзьям вроде тебя и к новым тоже, – сказала Мария, глядя на Маттеоса, который наконец набрался храбрости и, шагнув вперед, протянул ей цветы.
Мария улыбнулась. Это был первый букет с тех пор, как четырьмя годами раньше цветы дарил ей Маноли – всего за неделю до того, как она получила результаты анализов. Жест малыша тронул Марию.
Прошло чуть более получаса, и Мария, переодевшись и расчесав волосы так, что они заблестели, как зеркало, почувствовала, что готова
Мария с отцом направились к площади.
– Не поверю, пока сам не увижу, – сказал Гиоргис, – но, вообще-то, твоя сестра говорила, что может сегодня приехать. Я вчера получил от нее записку.
– Анна? – изумленно спросила Мария. – С Андреасом?
– Ну, так было написано. Наверное, ей хочется поздравить тебя с возвращением.
Как всякий родитель, Гиоргис очень хотел воссоединения сестер и полагал, что Анна выбрала весьма удачный момент для того, чтобы загладить свое пренебрежительное отношение к родным в последние годы. Если бы к нему вернулись обе дочери, а не одна, он стал бы счастлив, как никто на свете. Но для Марии перспектива встречи с Анной этим вечером не казалась слишком приятной. Смыслом сегодняшнего праздника было вовсе не примирение, сегодня все должны думать только о том, что наконец-то все до единого бывшие прокаженные со Спиналонги обрели свободу.
В своем доме в Элунде Анна готовилась к празднику в Плаке, старательно укладывая волосы и тщательно накрашивая пухлые губы, чтобы помада легла точно по их контуру. София, сидя на коленях у бабушки, внимательно наблюдала за тем, как мать наносит румяна, пока ее щеки не стали такими же яркими, как у куклы.
Не обращая внимания ни на свою мать, ни на дочь, вошедший Андреас посмотрел на Анну.
– Ты что, еще не готова? – холодно спросил он.
– Почти готова, – откликнулась Анна, надевая тяжелое бирюзовое ожерелье и вскидывая голову, чтобы полюбоваться своим отражением в зеркале, перед тем как густо опрыскаться французскими духами.
– Так мы идем или нет? – резко бросил Андреас.
Анна как будто и не замечала ледяного тона супруга. Зато на него обратила внимание Элефтерия. Ее смутило то, как сын разговаривал с женой. Она никогда прежде не слышала такого холодного тона и теперь пыталась понять, не проснулся ли наконец Андреас, не заметил ли излишней фамильярности, давно уже возникшей между его женой и Маноли. Сама она однажды сказала о своих опасениях Александросу. Но это было ошибкой. Александрос рассердился и поклялся «вышибить из дома этого донжуана», если тот позволит себе хоть что-то лишнее. После этого Элефтерия держала свои подозрения при себе.
– Пора спать, солнышко! – Анна повернулась к своей малышке, чьи пухлые ручки тут же потянулись к матери. – Будь умничкой! – С этими словами она оставила на лбу Софии безупречный отпечаток своих губ и вышла из комнаты.
Андреас
Понадобилось совсем немного, чтобы Андреас наконец понял, что жена ему неверна: серьга под подушкой.
Анна всегда педантично готовилась ко сну, снимая все драгоценности и тщательно складывая их в обитый бархатом ящичек комода, и Андреас прекрасно понимал, что заметил бы, если бы Анна накануне вечером легла в постель с бриллиантовыми серьгами в ушах. Он ничего не сказал, увидев золотой блеск на белой льняной простыне, но его сердце сжалось и похолодело. В это мгновение было смертельно ранено его филотимо – глубинное чувство чести и гордости, которое делает мужчину мужчиной.
Через два дня после этого Андреас вернулся домой днем и, остановив машину в отдалении, остаток пути прошел пешком. Андреас ничуть не удивился, увидев перед входом грузовик Маноли. Он и так знал, что кузен должен быть там. Тихо открыв входную дверь, Андреас вошел в холл. Тикали часы, и больше ничего в доме не было слышно. И вдруг тишина была нарушена. Женским стоном. Андреас вцепился в перила лестницы, его затошнило от звуков экстаза его жены. Инстинкт требовал, чтобы он бросился вверх по лестнице, ворвался в спальню и разорвал обоих преступников в клочья, но что-то его остановило. Он ведь Андреас Вандулакис. Он должен действовать более взвешенно, ему сначала надо было подумать.
Когда Мария подошла к площади, там уже собралась изрядная толпа. Она заметила Димитрия, стоявшего в центре небольшой группы людей вместе с Герасимо Вилакисом, который на Спиналонге владел кофейней, и Кристиной Крусталакис, радостно улыбавшейся. Это делало ее почти неузнаваемой. Вокруг звучали взволнованные разговоры, а где-то в дальнем конце улицы бренчала греческая гитара. Мария вышла на открытое пространство, а справа и слева звучали приветствия. Она увидела здесь много знакомых афинян, они поспешили познакомить Марию с приехавшими встретить их родственниками и друзьями, называя ее волшебницей трав. Это польстило Марии, хотя то, что многие звали ее еще и святой Марией, ей не понравилось.
Последние часы пролетели так быстро, что Марии даже некогда было подумать о докторе Киритсисе. Они не попрощались, поэтому Мария была уверена, что они еще встретятся. Хотя, возможно, и не скоро. Смешиваясь с толпой, Мария чувствовала, как сильно колотится ее сердце, словно намереваясь выскочить из груди. И тут она заметила Киритсиса. Он сидел за одним из длинных столов рядом с доктором Лапакисом. Несмотря на толпу вокруг, Мария видела теперь только его, его серебристые волосы, почти сиявшие в угасающем свете дня. Доктора о чем-то увлеченно беседовали, но вот Лапакис поднял голову и заметил Марию.
– Мария! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Сегодня великий день для вас! Как вы себя чувствуете, возвратившись домой?
К счастью, это был не тот вопрос, которого на самом деле опасалась Мария, потому что тогда она просто не знала бы, что сказать. В это мгновение подошли Пападимитриу и его жена, а вместе с ними еще двое мужчин, настолько похожих на Пападимитриу, что незачем было и спрашивать, кто они такие, – ясно, что его братья. Староста острова хотел познакомить их с человеком, который сумел подарить всем прокаженным новую жизнь. Позже за это поднимут еще десятки тостов, но они хотели стать первыми, кто от души поблагодарит врачей.