Остров Невезения

Иванов Сергей Григорьевич

— Хорошо! — закивали они головой.

— Не падайте духом! До встречи, — закончил я встречу и поспешил на свой этаж.

На следующее утро нашу камеру посетили три надзирателя.

— Собирайся! — резковато скомандовал один из них моему соседу.

— Куда? — недовольно отозвался сосед, продолжая лежать.

— Делай, что тебе сказано, — раздражённо ответил ему другой надзиратель.

Они стали осматривать камеру. Было очевидно, что им противен сладковатый запах восточных благовоний, пропитавший всю камеру, и что мой сосед им тоже не

по душе.

— Давай пошевеливайся! — грубовато поторапливали они его.

— Я просил поселить меня с японским приятелем, — капризно огрызнулся сосед.

— Так собирай свои вещи и поскорей выходи. Пожалуйста! — обратился к нему надзиратель, не скрывая своей неприязни.

Проверив все его вещи, они стали осматривать всё в камере. Наконец, кто-то обратил внимание на весящую с потолка петлю.

— А это что?! — спросил один из них, указав на петлю.

Сосед проигнорировав вопрос, возился со своими вещами. Они все уставились на меня. Мол, это же над твоим спальным местом.

Я пожал плечами и хотел сказать, что эта штука здесь уже была, когда меня поселили сюда. Но их серьёзное служебное отношение к игрушечной удавке, удивило меня, и я решил пошутить.

— Я полагаю, это на случай невкусного обеда… — ляпнул я, улыбаясь.

Охранники переглянулись.

— Объясни, пожалуйста, — попросил один из них.

— Если обед, как одна из немногих радостей здесь, окажется безнадёжно безвкусным, то всегда можно повеситься.

Охранники многозначительно переглянулись. Мол, иностранец, тяжёлый случай! Затем рассмотрели меня повнимательней. И, молча, покинули камеру, уводя моего хмурого, чёрного соседа.

Спустя час, меня посетил один из надзирателей. Это был самый старший из них, я бы сказал, пенсионного возраста.

— Ты русский? — не то спросил, не то подтвердил он, присматриваясь ко мне.

— Да. А что? — ответил я.

— Нет, ничего, — рассеянно сказал он, поглядывая то на меня, то на петлю. — Сейчас пройдём…

— Меня снова переселяют? — перебил я его.

— Нет. Это лишь на несколько минут. Ты не мог бы снять это для меня? — указал он на петлю.

— Пожалуйста, — я запрыгнул на верхний ярус, снял удавку и передал ему.

— Спасибо. Ну что, идём? — указал он на приоткрытую дверь.

Мы спустились на первый этаж, и коридорами вышли из крыла. Пройдя двором, вошли в отдельное одноэтажное помещение, обозначенное, как госпиталь. Подойдя к одному из кабинетов, он заглянул за дверь и кого-то позвал. Оттуда вышел чёрный медбрат в белом халате. Надзиратель кивнул на меня и передал ему удавку.

— Это его, — буркнул он, приписав мне это изделие.

Я не стал вмешиваться, лишь наблюдал за происходящим. Пожилой надзиратель, был вполне вежлив со мной, а негр в белом халате — внимателен.

Он сначала серьёзно рассмотрел удавку, а затем уставился на меня. Я не мог воспринимать его как врача, и едва сдерживал улыбку. Мне хотелось сказать им; посмотрите же на эту верёвочку, ну разве на этом можно повеситься. Вы идиоты, или вам

просто нечем заниматься, и вы ищите повод, чтобы показать свою важность и занятость?!

Негр в белом халате (как негатив) внимательно пялился на меня, пожилой надзиратель уважительно смотрел на негра, а я наблюдал за ними и помалкивал. Я уже догадывался, что они смотрят на меня, как на психа. Вспомнил итальянца Тони с его улыбочкой, и не удержался. Я улыбнулся. Они, молча, обменялись взглядами. Мол, наш клиент!

— Зайди, — важно пригласил меня негатив в кабинет.

Я прошёл за дверь, охранник остался в коридоре.

Меня провели в обычный врачебный кабинет. Там за столом сидел ещё один смуглый баклажан в белом халате и с очками на носу. Он привстал и вежливо указал мне на стул, стоящий напротив его служебного стола. Усаживаясь, я заметил у него на столе раскрытую папку с моим тюремным досье. Эту папочку завели ещё в первом исправительном заведении. Среди прочих бумаг я заметил сверху некий рапорт, вероятно, от наблюдательных надзирателей, обнаруживших удавку и поставивших мне предварительный диагноз.

Чёрный медбрат приблизился к доктору, подал ему удавку и тихонько что-то сказал. Но в ответ ему лишь кивнули и просили оставить нас. Доктор заметил моё внимание к бумагам и пригласил меня к беседе.

— Итак, мистер Иванов, как вы себя чувствуете? — начал он, продолжая сканировать меня сквозь свои очки.

— Индус! — определил я по его увесистому акценту, но промолчал, лишь улыбнулся.

Тот стал торопливо что-то писать. Мне это не понравилось! Моё воображение нарисовало мне картину пребывания в одной палате с итальянцем Тони; обильное потребление сомнительных, просроченных медикаментов и состязания в бумажные шахматы…

Я поспешил продолжить разговор.

— Физически или психически? — серьёзно уточнил я.

— Вообще. Расскажите мне, как вы себя чувствуете, — оторвался он от писанины.

— В общем-то, неплохо, но могло быть и лучше.

— Что же вас беспокоит, мистер Иванов?

Я не мог воспринимать его, как доктора-психиатра. Он упрямо напоминал мне героев из идиотских индийских фильмов. Мне хотелось поговорить с ним об индусском кино.

— Ну, — вздохнул я, — меня беспокоит моя неопределённость, курящие соседи…

— Вы раньше курили? — перебил он меня.

— Никогда не курил.

Индус спешно сделал пометку в своём конспекте.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Досаждают множество ограничений. Я считаю, что если предоставить заключённым возможность пользоваться мобильными телефонами, это положительно улучшило бы их эмоциональное состояние. Связь с близкими и друзьями…

— Продолжайте, — торопливо сделал он запись в мою историю болезни.

— Так же, я считаю, доступ к интернету тоже необходим, особенно, для иностранцев. Это обеспечило бы их связь с родиной. Ведь эту переписку и посещение сайтов легко контролировать, и всегда можно прекратить, если заключённый злоупотребляет, — рассуждал я.