Остров живых
Шрифт:
– Выкидывай, идиот, потом отмоешься! Иначе сдохнем тут все, и никто нас мыть не будет!
Швыряю белоручке какую-то мерзкую тряпку: если это и было женским платьем, то очень давно. И он, обрадованный этим компромиссом с его чистоплюйством, заматывает унитаз тряпкой и вышвыривает сверток в комнату.
– Ногу не приматывай! – останавливает меня раненый, когда я пытаюсь примотать больную ногу к здоровой.
– Хуже будет!
– Вряд ли, а мне рабочая нога нужна. Давай в сортир тащи!
Дым заметно опустился ниже. Теперь, чтоб дышать, надо стоять
Тимур, ухватившись за подмышки, тянет бойца в санузел. Я как могу стараюсь, чтоб раненая нога поменьше шевелилась – в первобытном обществе кинжалами и копьями из острых отломков костей даже мамонтов с носорогами убивали, а тут у раненого в бедре – пучок таких костяных ножей и кинжалов, и все они уже воткнуты ему в живое мясо, а рядышком там сосуды и нервы. В самом лучшем случае при переломе бедра кровопотеря пол-литра сразу, а тут и до трех литров легко может быть. Все, втащили!
– Дверь закрывай! – продолжает командовать раненый.
Нет, не пойдет. Я после своего стремительного стриптиза как голый, а все мое разбросано там, где горит. Поспешно, на четвереньках под дымом проскакиваю эти пару метров грязнючего пола, хватаю, что подворачивается под руку – сверкнувший в глаза брелок со связкой ключей, распластанную по полу куртку и распахнутую сумку. Лицо печет нестерпимо. Все вроде забрал. Бегом на четвереньках назад, в сортир…
Хлопаем дверью. В тусклом свете фонарика, который боец выудил откуда-то из своих карманов, можно оценить обстановку. Паршивая обстановка, если честно. Под дверью щель в два пальца светит красным, и отчетливо ползет нежный пока волнистый дымок.
В санузле задымлено весьма густо, а у меня еще этот молчун в ванной скрючившийся.
– Марлю, марлю намочи! Дышать через мокрую марлю! – требовательно кашляет снизу раненый.
– У меня только спирт и йод! – огрызаюсь в ответ, хотя чую, что он прав – в гортани как перцем сыпанули и гнусно щекочет в груди – бронхи реагируют на дым, сейчас начнут бороться.
– Моча у тебя есть и у твоего барчука! Или вон кран открой, может, еще вода в стояке осталась! Да чем хочешь кхе-кхе-кхе мочи!
– Кхы-кхы, Тимур, кхы, делай, что слышал. Марля в сумке, кран сам видишь где! Фонарем сюда свети. Слышь, кхы, эй, на полу, мне свет нужен с раненым разбираться!
– Кхе, а че корячиться, все равно сдохнем!
Слышу звук полновесной затрещины и одновременно оханье Тимура и стон пошевелившегося резко раненого.
– Делай, мозг целлюлитный, не умствуй. Тогда живы будем, кхе-кхе-кхе! Не такое видали! Делай давай, давай шевелись! И не там дыши, дурик, сюда дыши из дырки! Меня подвинь, не дотянуться мне!
– Ты о чем там бредишь? Кхы-кхы-кхы…
– В канализации сейчас воздух чище, чем тут. Им дышать можно. Из этой унитазной дырки. Во, видишь, я не кашляю уже. Чем выше – тем дымнее, закон. Снизу дыши!
– Сейчас стошнит! – чуть не плачет Тимур. Городской культурный мальчик, а тут такое…
– Я тебе сблюю, сосунок! Дыши давай, не ссы, прорвемся! Медик, у тебя в куртке что
– Много всего… Кхе-кхе-кхе-кхе.
– Я сейчас все выгребаю. Слышь, надо щель внизу заткнуть под дверью.
– Рация у меня там… Кхе-кхе-кхе-кхе! И патроны!
– Принято! Эй, пацан, маски из марли мокрыми сделал?
– Вот.
– Вода осталась?
– Нет, мало было.
А кашлять-то они перестали, точно! Приседаю рядом с ними, чувствую, что из грязной круглой дырки в полу бьет холодная струя дурно пахнущего, но куда как лучшего для дыхания воздуха, чем тот, что у нас тут выше пояса. Я-то был уверен, что стоит сковырнуть унитаз, и нас тут фекалиями зальет, а оно вишь как. Значит, не врал мне мой дружок, что крысы, бывает, из унитазов вылезают.
Моя многострадальная куртка с вывернутыми пустыми карманами пинками запихивается под дверь. Перед этим Тимур, явно стесняясь, еще и мочится на нее под грозные понукания лежачего пациента.
Становится темнее, но явно дышать легче. Мокрая марля в несколько слоев тоже службу сослужила – уже не давимся изнуряющим кашлем, а так, чуть-чуть деликатно покашливаем. Перевязать свою рану боец не дает, требует, чтобы я его дружка сначала осмотрел. Ну с этим я спорить не буду – все равно самая кровопотеря у него внутренняя, лежал он довольно долго и на лестнице, и в коридоре, вот и натекло под ним немного.
– Слышь, молодой, сообрази попить, – требует снизу боец.
– Откуда я тебе возьму? – удивляется Тимур.
– Бачок видишь? Наверху, на стенке приколочен? Вот из него.
А ведь и впрямь. Тут же квартира старая, бачок еще древнего образца, с грязной ручкой на цепочке…
Вздрагиваем: совсем рядом, буквально за дверью, начинается оголтелая пальба – хаотическая и нелепая.
– Это, слышь, еще что за нах? – удивляется встревоженный боец.
– Н-не знаю… Там сейчас так горит, что разве что Терминатор может ходить.
– Фигня, Терминатор – плагиат и фантастика. Ты там патронов не оставил?
– Вот ведь! Разгрузку забыл забрать… Два рожка, ИПП, фальшфаер, еще по мелочам…
– Цельный гусь, четверть белого вина, – в тон поддразнивает раненый. – Гранат у тебя там не было?
– Нет, не было.
– И правильно. Таким только гранаты дай! Что с Молчуном?
– Это твоего дружка прозвище?
– Не поверишь – фамилия. Что с ним?
С Молчуном плохо. Я стянул с него его разгрузку, странно легкую, как мог убрал куртку, потом поменял перчатки на чистые и тут же измазал их в крови. Влетело в человека густо. Точно не разберешь при таком свете, да он еще и одетый, но пробита рука минимум в двух местах, по крепитации – похрустыванию отломанных косточек при движении – разбито плечо. Но это-то не страшно, страшно то, что и в живот ему прилетело, точно могу сказать, что два ранения в брюшную полость есть. А может, и больше – сидящего в маленькой ванне при полудохлом свете севшего фонарика осматривать непросто. С другой стороны, хоть и случайно, но такая поза ему при ранениях в живот как раз самое то.