Решиться. Тощий скарб упаковать.И, наполняя парус ветром свежим,Купить билет, на долю уповать…И через жизнь вернуться.Присмиревшим.И, потирая иней на висках,С наследниками в шахматы сражаться,Пить свой кефир и грустно улыбатьсяНад притчей об обманных башмаках.
«И проснулся осколок в еловом стволе…»
И проснулся осколок в еловом стволе,Взвыла цепь у пилы и со свистом распалась,И брусника дымящейся кровью казаласьВ этот утренний час на карельской земле.И смотрел человек, незнакомый с войной,На оплывшую лунку на срезе-изломе,И
осколок блестящий катал на ладони…И молчало болото за дальней сосной.Не мерещился бой и не слышался крик,И прошедшего тень меж стволов не кружила,Было сухо во рту и немыслимо былоКаплю-ягоду взять на горячий язык.
«Вечер…»
Вечер,Ток и пшеница,И поле в росе,И уставшее тело, и жажда покоя,И бессонная птица над сонной рекою,И поющие шины на дальнем шоссе…Было…Память из прошлого вырвет звено.Почему-то запомнилось… вечер и птица…Новый август и новое веют зерно,И сижу до полночи, курю, и не спится…
Юшкозеро
На упреки твои захочу помолчать.На тесовом крыльце закурю сигаретуИ отправлюсь сквозь сосны навстречу рассвету…Солнца огненный кругКак большая печатьНа развернутом свитке рассветного неба…Бродит ветер в деревьях, листвою шурша…Я приму этот мир, словно долго в нем не был,И обиду, наверно, забудет душа.И потухнет тоска, что внезапно созрела,Словно свет фонарей на высоких столбах…Я у озера встречу седого карела,Что осокой пропах, и сигами пропах.Он подарит мне (помнишь!) огромную рыбу!И с подарком таким, чистый как на духу,Я вернусь, и не сможешь ты спрятать улыбку…Хочешь, в город вернемся.Хочешь, сварим уху.
Тополь
Рос бы клен под окном – вспоминался бы клен.Но у нас под окошком рос тополь, я помню…Пара мощных ветвей, толщиною в оглоблю,Лист зубчатый как серп и, как серп, закруглен.Здесь, на тополе этом, гнездились грачи,И на тополе этом скворцы вырастали!А под осень на нем воробьиные стаиПринимали рассветного солнца лучи.Из далекого помнится лучше всего,Как весенний скворец в ясный день, без усилья,Запоет, приспустив свои бусые крылья.И я вижу дрожащее горло его!И я слышу его, хоть прошло столько лет! —И заря над илбаном, и снег ноздреватый.И апрель у дороги. Такой виноватый! —Прилетели скворцы, а ручьев еще нет…Там, под тополем этим я вырос такойВ жизнь влюбленный,И тополь я помню доныне,И ему поклоняюсь как тайной святыне,И коры его грубой касаюсь щекой.И когда тяжело, или просто – печаль,Я к нему прихожу, словно к старому другу,И мы души свои поверяем друг другу,И легко мне, и снова заманчива даль.
Даже в милом краю
Там, где пахнет крапивойНа покатых холмах,Где беспечно-счастливыйБродит ветер впотьмах,У Высокого яра,Где журчат родники,Не седой и не старыйЯ стою у реки.Память трогаю…Помню…Тридцать лет – как века!Звезды падают в волны,И дымится река.И тогда так же было!Но туда не дойти…Мне б дожить до могилыИ с ума не сойти.Что в том прошлом осталось,У кого расспроситьКак ту малую малостьМне во мне погасить?Что в том давнем такоеВ жизнь входило мою,Отчего нет покояДаже в милом краю?
Богом, и людьми забытый край.Девятый час нам не добыться к дому.Девятый час чапыжники и мхи,И водит леший нас по бурелому,Описывая ровные круги.Налево ли, направо – всё едино!Куда бы ни пошли, но путь любойПриводит к месту, где лежит осина,Убитая недавнею грозой.Сочится дождь…Тайга сыра как губка.И всю бы ночь следить нам за костром,Когда бы не оплывшая зарубка,Оставленная давним топором.Кто здесь ходил, известно только Богу!И мы пошли, уставшие, сквозь лесЗа ним,А он нас вывел на дорогу…Легко и просто вывел. И исчез.
Память
…И вдруг нахлынет нечто властное,Смахнет остывшую золу,И обнажатся угли красные,И ты потянешься к теплу,И мир с обидами и криками,Который ты уже постиг,Уйдет,И малое в великоеПреобразится в этот миг…
«Иуда подошел к осине…»
Иуда подошел к осине…Следы оплыли на песке…Мария плакала о сынеИ слезы стыли на щеке.Не укоряя, не кляня,Она шептала: «Правый, Боже…»Две тыщи лет, а как похоже!Ну, что вам нужно от меня?
«Но ты меня не поняла…»
Но ты меня не поняла,Хоть был я весь как на ладони,Тебе бы вырвать из погониМеня в тот миг.И все дела!И оборвал бы я свой бегСредь бликов солнечных и пятен,И стал бы сам себе понятен,И прожил бы спокойно век.Строгал бы доски, печь топил,Ходил в кино по воскресеньямИ чай с малиновым вареньемВ субботу после бани пил.Прошли бы годы налегке…Но я бегу всё мимо, мимоИ трудный посох пилигримаВсё тяжелей в моей руке,И всё длиннее прошлый путь,И всё весомее тревога,И не кончается дорога,И нет надежды отдохнуть.
«Эта белая ночь, фонари и листва…»
Эта белая ночь, фонари и листва…Петропавловки шпиль низким солнцем подсвечен,В каждом плеске волны чей-то вздох засекречен.– Обопрись на гранит и услышишь слова…Обопрусь на гранит, и услышу слова,И запомню слова, и, Неве доверяя,На всю жизнь сохраню их и не потеряю.Разве можно терять, если дарит Нева!От реки, от мостов, от ограды литой,Словно в сказочном мире, исходит свеченье.О, как просто поверить в своё назначенье!И высокая мысль (этот шпиль золотой!)Овладеет мечтой и разрубит, как меч,Все узлы, что завязаны были тобою.И обрушатся беды житейские с плеч,И, свободный, готовишься к новому бою.
«Ветры к югу подуют, переломится лето…»
Ветры к югу подуют, переломится лето…В роще птицы колдуют, песни падают с веток.Я прислушаюсь с болью к этим звукам невнятным.Это кажется только, что они непонятны.Всё в них ясно и зримо. Постою и узнаюВсю печаль пилигрима по родимому краю,Про счастливую долю, про грядущую старость…Носит ветер по полю лепестковую радость.Травы никнут – достойно! Будет семя ко сроку!Небу молятся, словно бьют поклоны пророку.Головами кивают, а потом на просушкуПод лучи подставляют с семенами макушку…Все дороги – по кругу. Семя падает – в землю.Птицы тянутся – к югу… Я всё это приемлю!Всё умом понимаю, но душою бастую,И к себе примеряю эту правду простую.