Осуждённые грешники

Скетчер Сомма

— Как ты думаешь, почему он трахается только сзади? — размышляет цыпочка в лифчике и трусиках.

— Наверное, потому что ему нравится использовать волосы в качестве поводка, — отвечает Анна, отбрасывая собственные длинные локоны за плечи для пущего эффекта. — Я слышала, что он трахается грубо. Что так сексуально, учитывая, что он такой чертов джентльмен.

Глаза девушки в лифчике и трусиках встречаются с моими в зеркале.

— А как насчет тебя, новенькая? Что скажешь?

Я думаю, что благодарна слабому освещению и тональному

крему с плотной текстурой. Я захлопываю пудреницу и выдерживаю ее взгляд.

— Думаю, я просто спрошу его лично.

— Что?

— Ага. Где находится его кабинет?

— Но...

— Где его кабинет? — повторяю я, спокойно.

Тишина простирается от шкафчиков до раковин. Смех Кэти прорывается сквозь нее.

— За капитанским мостиком.

— Спасибо, Кэти, — говорю я, подхожу к своему шкафчику, бросаю туда косметичку и захлопываю его с большей силой, чем нужно. Прежде чем выскочить, я бросаю на Анну испепеляющий взгляд. — Не волнуйся, я выясню, кого он предпочитает — блондинок, брюнеток или даже рыжих, — не дожидаясь ее ответа, я переключаю свой гнев на цыпочку в лифчике и трусиках. — А что ты хотела узнать? Получает ли он удовольствие от того, что дергает за волосы? Я спрошу от твоего имени, не волнуйся, — я притворяюсь, что задумчиво почесываю голову, не обращая внимания на то, как у нее отвисает челюсть. — О, а какой у тебя был другой вопрос? Любит ли он душить, верно?

— Я не говорила...

— Да, так оно и было. Душить и плевать в рот девушкам. Поняла. Я свяжусь с тобой. Покеда!

Я с энтузиазмом машу рукой через плечо и направляюсь к двери, не обращая внимания на раздавшееся сзади взволнованное: — Подожди!

Выйдя в коридор, я прислоняюсь к стене и делаю глубокий вдох. Господи, может быть, существует книга для чайников о том, как вести себя с дрянными девчонками на рабочем месте и при этом не быть уволенной?

Одно можно сказать наверняка: я не буду делить с этими девчонками пару Levi’s²⁸ в течение долгого лета.

Глава одиннадцатая

Когда я босиком пробираюсь по узким коридорам и поднимаюсь по винтовой лестнице, мне легко отбросить на задний план колкие комментарии моих новых коллег, ведь есть куда более насущная проблема, и она ждет меня в комнате за капитанским мостиком.

Зайдешь в мой кабинет, за десять минут до начала работы. Он не сказал «пожалуйста», что могло бы навести на мысль о том, что у меня проблемы, но, с другой стороны, за те несколько раз, когда я имела несчастье столкнуться с Рафаэлем Висконти, он все равно никогда не прибегал к любезностям.

Нервы вибрируют о стенки желудка, когда я робко стучу в дверь из красного дерева. Почти сразу же из-под нее доносится его глубокий, бархатистый голос.

— Входи.

Я сжимаю влажные от пота кулаки и напоминаю себе держать свой умничающий рот

на замке и вхожу внутрь.

Рафаэль сидит на краю стола, уперев руки в бедра, и между его толстыми пальцами крутится фишка для покера. Его взгляд отрывается от пола, прочерчивает словно лазером путь вверх по моим ногам и груди, а затем сужается на моем лице.

Покерная фишка перестает вращаться.

— Это та форма, которую выдала тебе Лори?

Моё сердце замирает, и мне удается только кивнуть.

Его глаза снова опускаются вниз по моему телу, темнея с каждым квадратным дюймом. Почему у меня такое чувство, что он молча оценивает каждую мою черту по десятибалльной шкале? И почему мне кажется, что я набрала довольно низкий балл?

И почему я разочарована этим?

Его взгляд останавливается на моих бедрах, он натянуто улыбается, затем отталкивается от стола и бормочет что-то, чего я не улавливаю. Не могу сказать точно, но это звучало как Боже.

Мурашки пробегают у меня по шее, когда он проходит в дальний конец комнаты и встает спиной ко мне, лицом к большим французским дверям, обрамляющим угрюмое море. Он засовывает руки в карманы, широкие плечи напряжены.

Я чувствую, как смесь смущения и раздражения окрашивает мои щеки, потому что с каждой проходящей тяжелой секундой становится все более очевидным, о чем он думает.

Он нанимает людей определенного типажа, а я ему не подхожу. И теперь он задается вопросом, что, черт возьми, с этим делать, чтобы не попасть под дело о дискриминации.

Как раз перед тем, как желание послать его к черту пересиливает мое желание удержаться на этой работе, он оборачивается и застает меня врасплох гораздо более мягким выражением лица и командой из двух слов.

— Иди сюда.

Мой естественный инстинкт — нахмуриться и покачать головой, потому что мне все еще неловко за то, что я поддалась изгибу его пальца на свадьбе. Но в то же время в его тоне есть что-то настолько легкое и очаровательное, что это заставляет мое сердце забыть о следующем ударе.

Нелепо. Интересно, в этом ли его настоящая привлекательность? Не в его внешности или легком остроумии, а в том, что он обладает талантом отдавать грубые команды таким образом, что хочется следовать им, вместо того чтобы дать ему пощечину.

Иди сюда. Сядь мне на лицо. Стони мое имя громче, Пенелопа.

Мои ноги двигаются раньше, чем мой мозг соглашается с этим. Я останавливаюсь перед ним, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло, исходящее от его тела.

Я и не знала, что от кубика льда может исходить тепло.

Я замираю, когда он протягивает руку и нежно обхватывает мою челюсть. Моя голова по его воле перемещается вверх и влево, так что я смотрю прямо на луну, ярко сияющую на фоне беззвездного неба. Его рука большая и горячая, если не считать ледяного кольца, прижимающегося к моей скуле. Господи. Тепло разливается внизу моего живота, и, несмотря на мои попытки сохранить нейтральное выражение лица, я знаю, что он чувствует, как мой пульс учащается в горле, как мое дыхание становится все более интенсивным, когда оно скользит по тыльной стороне его ладони.