Освобождение. Через Дух Андрэ Луиса
Шрифт:
Мы, как могли, продолжали свой путь.
Через несколько коротких мгновений мы попали на огромное скопище улочек, составляющих жилой ансамбль, грязный и пришедший в упадок.
Нас разглядывали ужасные лица, вначале украдкой, но по мере того, как мы продвигались вперёд, взгляды прохожих нищенского вида становились всё более агрессивными.
Перед нашими глазами пробежали многие километры, наполненные жалкими сценами.
Сотни увечных, калек разного рода, внутренне неуравновешенных сущностей представляли собой пейзаж, от которого стыла кровь в жилах.
Под сильным впечатлением от такого множества изуродованных сущностей, которые находились в поле нашего зрения, собранные здесь в единый коллективный опыт, я тихонько обратился к инструктору с несколькими вопросами: почему существует такая большая общность страждущих? Каковы причины, налагающие столь очевидный распад тела?
Ориентер не заставил себя ждать
— После смерти миллионы человек, — спокойно ответил он, — встречают опасных врагов в страхе и стыде, которые они сами себе внушают. В сферах наших действий, мыслей и слов ничего не теряется, Андрэ. Регистр нашей жизни составляется в две отчётливые фазы. Ситуации и вещи, воздействующие извне, через наши действия, как индивидуумов, и изнутри, в архивах сознания, которое систематически собирает все результаты наших усилий во благе или во зле внутри самого себя. Отовсюду дух перемещается в центр творений, которые он развил. Где бы он ни находился, его окружают мрачные ошибки и достойные похвалы качества. Сущность на Земле, где мы прожили, получала информацию относительно Рая и Ада, и смутно верит в духовную жизнь, ожидающую её по ту сторону могилы. Скорее, чем она думает, эта сущность теряет плоть и понимает, что больше она уже не может прятаться, так как маска тела, под которым она маскировалась, словно черепаха под своим панцирем, разложилась. Она чувствует себя такой, как она есть, и подозревает о присутствии детей света, чьи дары проникновения сразу же выявляют нежелательные шрамы. Перисприт для мысли представляет более тонкую капсулу, способную отражать славу сущности или её пороки, по причине более разрежённых тканей, из которых перисприт состоит. По этой причине падшие души, в порыве возмущения против обязанностей, присущих каждому в работах восхождения, соединяются друг с другом в организации, где проявляются, насколько это возможно, присущие им жалкие тенденции, несмотря на уколы шипов, которыми их одаривают сильные и жестокие разумные сущности.
— Но, — вмешался я, — разве нет средств, чтобы возвысить подобные общества?
— Тот же закон личного усилия действует и здесь. Освящённых призывов Свыше хватает; но при отсутствии у заинтересованных приверженности идее личного улучшения любая законная инициатива, касающаяся всеобщего обновления, неосуществима. Если дух, господин разума и присущих ему вечных ценностей, не решает сам мобилизовать своё наследие в целях повышения своего вибрационного поля, то неуместно тащить его силой в высшие области, которых он в данный момент и желать-то не умеет. И пока он не решит посвятить себя своему собственному восхождению, его и дальше будут эксплуатировать вселенские законы в той форме, в какой он может быть полезен Божественному Творению. Пока земляной червь остаётся земляным червём, он будет вынужден работать в почве; пока рыба остаётся рыбой, она не может жить вне водной среды…
Улыбнувшись своей собственной аргументации, он весело заключил:
— Поэтому естественно, что пока человек, хозяин великих теорий о спасительных добродетелях, остаётся на низшем уровне, он будет задействован в низшей деятельности. Закон бесконечно ценит Логику.
Губио умолк, не желая привлекать большего внимания к нам. Но растроганный нищетой, которая заключала в себе столько боли, я затерялся в целом море внутренних вопросов: о какой экстравагантной империи шла речь? Существует ли страна, где процветали бы эти недочеловеки? Я знал, что подобные сущности не облачались снова в плоть, и что они собираются в чистилищных царствах для своего же собственного блага; и поэтому они покрывались одеждами, сделанными из откровенно гнусной материи. Ломброзо и Фрейд нашли бы здесь отличный материал для своих наблюдений. Здесь задумчиво прогуливалось множество личностей, которые в большой степени заинтересовали бы криминологию и психоанализ. Неописуемое количество пигмеев, чью природу я всё ещё не могу уточнить, целыми бандами проходили рядом с нами. Здесь росли и размножались неприятные на наш взгляд экзотические растения, мелькали чудовищные животные, казавшихся мне угнетёнными существами, которых какая-то тяжёлая рука превратила в уродливых гномов. Вокруг множились мрачные улочки и переулки, усиливая наше тревожное состояние.
После того, как мы пересекли это огромное пространство, я не мог больше сдерживать вопросы, которые рождались в моём мозгу.
Но инструктор тихо предупредил меня:
— Пока что придержи вопросы при себе. Мы находимся в чистилищной колонии огромных размеров. Кто здесь не переживает обновительной болезненной кары, может считаться сверхчеловеческим разумом. В этих местах, которые находятся на уровень ниже Земли, обитают тысячи существ, задействованных в самых тяжёлых работах. Пока что невежество не даёт им славы своей ответственности. Развивая свои достойные тенденции, они становятся кандидатами в человечество,
И так как я подумал о проблеме помощи, ориентер сказал:
— Индивидуальная и систематическая работа санитара невозможна в городе, где собраны тысячи безумцев и больных. Земной врач нашёл бы здесь сотни случаев амнезии, психастении, безумия, проявляющиеся сложными неврозами, придя к заключению, что весь патогенез остаётся под влиянием ментального порядка. Тот, кто лечит людей в этих местах, должен проявлять небесную жалость, или же небесная жалость должна проявляться через посланников самоотречения в служении заступничества за раскаявшихся духов, нашедших приют в подчинении требованиям Закона, и вдохновлённых доброй волей.
Несколько прохожих отталкивающей внешности подошли к нам, и Губио посчитал более уместным замолчать.
Я узнал о существовании нескольких организаций служб, которые могли бы показаться нам наивными и инфантильными в физической сфере, отметив, что праздность была их доминирующей чертой. Не видя детей, за исключением расы горбунов, у которых родители не отличались от детей, я снова рискнул спросить шёпотом.
Благожелательный инструктор ответил:
— Для собственно людей Земли этот план является практически адом. Если человеческое сочувствие отделяет детей от признанных преступников, то что уже говорить о нежности, с которой небесное сочувствие следит за малышами?
— А почему на этом плане так много праздности? — снова спросил я.
— Почти все человеческие души, расположенные в этих притонах, питаются энергиями воплощённых и вампиризуют их жизнь, как ненасытные миноги в океане земного кислорода. Они сожалеют о возвращении в физическое тело, так как не совершенствовали свой дух восхождением, и преследуют эмоции в области плоти с той же страстью, что и изнемогающие от жажды в пустыне. Как зародыши в позднем состоянии, которые высасывают энергию из материнской груди, они потребляют большие запасы сил воплощённых существ, содержащих их, лишённые высшего знания. Отсюда проистекают отчаяние, с которым они защищают силы инерции в мире, и неприязнь, с которой они толкуют о любом духовном прогрессе или подъёме человека к вершине освящения. В основном, экономический базис всей этой популяции обитает ещё в сфере обычных людей, и поэтому они страстно следуют системе психологической кражи, которая позволяет им питаться в компании сообществ Земли.
В этот момент мы оказались перед зоной с повреждённой почвой, которую Инструктор велел нам пересечь.
Мы с трудом поднялись по крутой улице и прибыли на небольшое плато, которое появилось перед нашими напуганными глазами. Пейзаж изменился.
Появились импозантные дворцы, освещённые ярко- красным светом, похожим на отблески раскалённой стали.
На хорошо ухоженных площадях, кишащих народом, стояли прекрасные кареты, запряжённые рабами и животными.
По нашему мнению, общий вид приближался к виду больших городов Востока двухсотлетней давности. Носилки и кареты переносили человеческие сущности, одетые удивительным манером, где господствовал красный цвет, подчёркивая жестокость лиц, выглядывавших из странных одежд.
Какое-то респектабельное здание выступало вперёд, словно крепость, со всеми очертаниями храма. Ориентер подтвердил мои наблюдения, утверждая, что это место предназначено для отправления церемоний внешнего культа.
Во время нашего прохождения по площади, когда мы любовались помпезным ансамблем строений, который красноречиво контрастировал с обширным царством нищеты, которое мы уже пересекли, кто-то грубо окликнул нас:
— Что вы здесь делаете?
Это был высокий мужчина, с орлиным носом и глазами филина, с манерами бесцеремонного полицейского.