Осязание

Пустошинская Ольга

Лишь однажды Янина позволила себе выпалить правду-матку. Это случилось, когда Лиля впервые привела будущего мужа Николая знакомиться с родителями.

Мама, конечно, засуетилась, стала собирать на стол, стараясь не упасть в грязь лицом перед возможным зятем.

Кавалер Нине не понравился. И что только Лилька в нём нашла? Курносый нос, щёки толстые, веснушчатые.

Николай поздоровался с родителями, ей тоже подал руку, как будто взрослой. Она слегка пожала протянутую ладонь…

– Это моя сестра Яниночка. – Завитая и наряженная Лиля улыбалась

и не ждала подвоха.

«Яниночка-картиночка, – вплыло в сознание. – А домик-то и небольшой… Эх, просчитался! Лучше бы с Фиркой загулял… И ведь не отделаешься – обрюхатил. Или отказаться, сказать, что ребёнок не мой?»

Нина, видевшая все стороны человеческой жизни, прекрасно понимала значение этого слова – «обрюхатил». Она уставилась на Лилин живот: так и есть! Маленький, как червячок, ребёночек с пульсирующим сердечком. Сестра гуляла допоздна, мало бывала дома, поэтому Янина не заметила ребёнка раньше.

– Лиля… прогони его! Мы сами твоего ребёночка воспитаем, я буду помогать, пелёнки стирать буду и гулять с ним буду. – Она пыталась поймать Лилины руки, сестра в ужасе прятала их за спину.

– Что ты несёшь?! Успокойся!

– Он не хочет на тебе жениться, он думает о какой-то Фире!

Янина видела вытянувшиеся лица родителей, испуганную физиономию Коли, плачущую сестру. Её увели в спальню, скандал замяли.

– Не серчайте, Николай, – говорил отец. – Ребёнок, что с неё взять… Янечка, ты, может, погулять хочешь?

Нина выглядывала из-за занавески как зверёк, отрицательно мотала головой. Николай чувствовал себя не в своей тарелке, сидел, вобрав голову в плечи, и вскоре ушёл домой, сославшись на головную боль.

Сестра была очень зла. Она выдержала град упрёков и бурю негодования от матери и жаждала расправы над младшенькой.

– Как ты смела, сопля, позорить меня перед всеми?! – шипела Лиля. – Мама мне чуть голову не оторвала!

– Лиль, ты с ним будешь несчастна, – умоляла Нина, не обращая внимания на обидное слово. – Лучше роди так этого ребёночка, ты потом встретишь человека, который тебя полюбит.

– Замолчи! Что ты вообще в этом понимаешь!

Сестра не послушала её и вышла замуж за Николая, пока он соглашался жениться, родила мальчика… Живут, но Нина видит, что сестре хочется сбежать на край света от такой жизни.

***

Сквозь сон она слышала, как собирался на работу отец, тихонько разговаривая с матерью. Позвякивала посуда, а Янина всё валялась в постели. Выходной, можно и понежиться.

Отец пять лет на пенсии, но продолжал работать.

– Я же со скуки помру, – объяснил он, – а деньги лишними не бывают.

Серый кот Тимошка прыгнул на кровать, затарахтел, терзая коготками одеяло. Валяться на кровати котам в этом доме почему-то запрещалось, что было вопиющей несправедливостью. Тимошка боялся только матери с полотенцем в руке. Вот тогда он срывался и прятался куда-нибудь в труднодоступное место, например, под буфет. А молодую хозяйку он нисколько не опасался, лежал себе, щурил зелёные глаза.

Нина умылась

у рукомойника, причесала пышные волосы, сами собой закручивающиеся в колоны, и пришла к столу, где на тарелке её ждали два яйца всмятку и бутерброд с сыром.

Кухня у них большая и чистая, как и всё в доме. Печь-голландка сияла белым кафелем, окна отмытые, прозрачные, лаковый буфет у стенки с красиво расставленной посудой за стеклянными дверцами.

На столе лежала какая-то толстая зелёная книга с кастрюлей на обложке и надписью: «Книга о вкусной и здоровой пище».

–Тебе в приданое, – объяснила мама.

Она лелеяла мысль выдать младшенькую замуж, мечтала, что та будет варить мужу борщи и готовить бифштексы.

Замужество казалось Нине далёким как Луна, и почти невозможным, как путешествие на другую планету. Двадцать пять лет… Пора уже иметь семью и детей. Но какой муж станет терпеть жену, так же легко читающую его мысли, как открытую книгу? Поэтому мамины мечты остаются мечтами.

Янина рассеянно листала страницы, зацепилась взглядом за предисловие:

«За годы сталинских пятилеток в Советском Союзе создана мощная пищевая индустрия. Она выпускает огромное количество продуктов питания для удовлетворения самых разнообразных вкусов и потребностей населения, для взрослых и для детей, для здоровых и для больных…»

Где это огромное количество продуктов питания? В магазинах лишь необходимый минимум. Одно время не было сливочного масла, люди даже жаловались в газету.

– Крабы с рисом в молочном соусе… Мам, ты любишь крабов в молочном соусе?

– Крабы? Это те баночки, которые ты из Ленинграда привозила? По мне – так селёдка лучше.

– И правда. С лучком и картошечкой!

Мама отложила бутерброд:

– Лиля что-то давно не приходила. Как она там? Колька, поди, нервы опять мотает.

Нина подумала о сестре и почти сразу увидела Лилю, нервно ходящую из угла в угол, и невозмутимого Колю, заворачивающего воротник рубашки со следами губной помады.

– Всё как обычно, – сказала она, – Николай и раньше погуливал.

– Вот кобелина…

Мама вздохнула, взяла чистенькую дощечку и стала нарезать зачерствевшую булку на сухари, стуча ножом.

Нина очистила яйцо, посолила и стала есть, поглядывая на похудевший численник.

– Листочек забыли оторвать, – потянулась она к календарю.

Две крупные двойки почему-то притягивали взгляд, не отпускали. Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорокового года.

Тук-тук-тук… Замерев, она смотрит на неестественно медленно двигающиеся материны руки, они становятся размытыми, словно кто-то убавил резкость, перед глазами всё плывёт. С носика рукомойника срывается капля, зависает в воздухе… Вот она падает, разбившись о металлическую раковину.

Тук-тук-тук… Это не стук ножа, так стучит метроном. «Внимание! Внимание! Говорит Москва!» – звучит в голове. Она видит подростков с чемоданами и рюкзаками, которых загоняют в товарные вагоны люди с оружием: «Шнель, шнель, русиш швайн!»