Осязание

Пустошинская Ольга

– Такую красоту не прятать надо, а в музее выставлять, – пошутил фотограф, подкатывая фотоаппарат в жёлтом деревянном корпусе.

На днях приходила Лиля, сидела за столом, бережно поддерживая руками большой живот. Она смирилась с маленьким существом внутри и была по-своему счастлива.

– Колька угомонился, кажется, – говорила сестра, хрустя молодой редиской, – ночует дома, никуда не ходит почти. Остепенился, может? Ведь сорок пять годков, не молоденький.

– Да пора уже, – сказала мама, но подумала про седую бороду и беса.

– Квартиру

нам обещают в Соцгороде, как дом построят. Своя ванна, кухня… магазин на первом этаже – далеко ходить не надо, – мечтательно проговорила Лиля.

– Это в пятиэтажном доме? – ахнула мать.

– Да. Машке Прониной в новой пятиэтажке квартиру дали, она приглашала на новоселье. Какая там красота… Не смотрите, что окраина, лет через десять самый центр будет. Скоро и мы заживём не хуже других.

– Ребёночка-то как назовёшь? – спросила мать.

– Людмилой.

– А если мальчик родится?

– Нет, – решительно возразила Лиля, – на мальчика я не согласна, Вовка у меня уже есть. Яня обещала, что девочка будет.

– Конечно, девочка, – успокоила Нина, – не переживай.

Мирной жизни было отпущено месяц с небольшим.

***

В воскресенье Нина проснулась с головной болью. Она не торопилась вставать, полежала немного в постели, надеясь, что боль пройдёт. В доме тихо, мать с отцом, наверно, поливают огород. Отец и в выходные вставал рано: носил воду для хозяйственных нужд, колол впрок дрова, чистил в сарае у козы, заготавливал сено.

Янина отбросила одеяло, достала из шкафа рабочие брюки из чёрного сатина и майку, умылась холодной водой у рукомойника. Вытираясь полотенцем, наткнулась взглядом на численник с двумя чёрными двойками. Двадцать второе июня сорок первого года, воскресенье. Почему-то неспокойно стало от этих цифр, сердце ёкало. Она попила воды, не спуская глаз с календаря, и вышла через застеклённую веранду на участок.

Огородик небольшой, но они старались с максимальной пользой использовать каждый клочок земли – хватало и ягод, и овощей, и фруктов.

– Яблок должно быть много в этом году, – сказал отец, уничтожая сорняки под яблоней, – если червяк не пожрёт и ветер не собьёт.

Они рыхлили землю и поливали картошку до полудня, а потом зашли в дом, не выдержав палящего солнца. Резко континентальный климат у них на Урале: зима суровая, лето сухое и жаркое.

На кухне тихо бормотал радиоприёмник, вдруг отец насторожился и прибавил звук.

– Что-то важное передают, надо послушать.

– Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление…

– Заявление опять… цены, что ли, вырастут? – проворчала мама.

– Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города… – раздавался из приёмника голос Молотова.

Они молча смотрели друг на друга, потрясённые новостью.

– …эта война навязана

нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии…

– Война? Паш, это что, война? – Мать стала бледной как полотно.

– Война, чтоб её! – выругался отец и добавил:

– У этого сукина сына не хватило мужества самому сказать народу! Я сейчас вернусь, схожу кое-куда… – Он нахлобучил кепку и вышел за дверь.

– Что же теперь будет? – растерянно спрашивала мать.

Скрипнув, открылась незапертая дверца буфета, показывая нутро с плотными рядами мешочков и кульков.

Мама посмотрела на них странным взглядом, будто впервые увидела, перевела глаза на скорчившуюся на стуле Нину.

– Ты что, догадывалась?

– Догадывалась…

– А почему нам не сказала?

Янина потёрла лоб:

– Зачем? Чтобы прибавить вам год страхов и переживаний? Не надо… это я несу свой крест.

Мама села на низкую скамейку и стала перебирать мешочки, развязывая каждый и заглядывая внутрь.

– Гречка… пшено… горох… хватит на какое-то время. – И вдруг заплакала:

– Ох, бедная Лиля, как же она теперь с дитём-то?

Если позже у Нины и мелькала мысль пойти на фронт, то достаточно было вспомнить плачущую мать среди раскрытых мешочков с крупами. Нельзя оставлять без поддержки пожилых родителей, беспомощную сестру с младенцем и мальчишку-подростка.

***

Война набирала обороты, как катящаяся с горы машина без тормозов. Уже на другой день стали разносить повестки с приказом явиться на сборный пункт. Как голосили соседки, провожая своих мужей, какой вой стоял на улице! И Нина поняла, что у страшного нет отсрочки, оно началось сразу же, вместе с войной.

Через несколько дней населению было велено сдать все имеющиеся приёмники на хранение в органы связи, а проще говоря, в почтовые отделения. «Обязать всех без исключения граждан, проживающих на территории СССР и имеющих радиоприемники (ламповые, детекторные и радиолы), в пятидневный срок сдать их органам связи по месту жительства. Обязательной сдаче подлежат также радиопередающие устройства всех типов», – говорилось в постановлении. Объясняли тем, что ими могут воспользоваться враги для передачи данных противнику.

Отец, вздыхая, снял с полки приёмник и отнёс на почту, купив взамен на рынке чёрную радиотарелку.

Очень тревожила Лиля. Услышав об объявлении войны, она долго плакала, потом погрузилась в меланхолию и апатию. В ночь у сестры начались роды, и к утру появилась на свет здоровая крупная девочка.

Нина с матерью встречали их из роддома. Лиля скользнула равнодушным взглядом, отдала матери ребёнка в одеяльце и молча направилась к выходу. Так и шли.

Квартира Николая в бараке по меркам Ромска считалась неплохой: две комнаты, большая общая кухня с водопроводом, ванна с титаном. У них в городе были бараки и без удобств – Лиле в какой-то мере повезло.