От альфы до омеги
Шрифт:
— Скоро все изменится, — ухмыльнулся Сальватор. — Сенат не вечен.
— Ты свихнулся, — в который раз повторил Рикгард.
— Может, и так. Но разве гениальность не в безумии? — лицо Сальватора исказилось в новой, мечтательной улыбке. — Я изучал эту аномалию, Рикгард. Это не просто какой-то там разлом или какое-то там искажение пространства. Это черная дыра, мой старый друг. Черная дыра! Она способна поглотить в себе целый город. Весь Эмпориум без остатка. Уничтожить его разом, оставив на месте цветущего оплота цивилизации дымящуюся пустоту. Ты только представь: горожане бегут, оставляют свои дома,
Лицо Сальватора изменялось, черты дрожали и оплывали, словно восковые. В горячке собственной алчности он и вправду словно потерял рассудок, но все еще находил для своих замыслов доводы. Рикгард слушал его и не верил. Все то, о чем говорил Сальватор до этого, вызывало недоумение, страх, отвращение. Но то, о чем он с таким упоением рассказал сейчас, было чем-то иным.
— Так вот на что ты нацелился, — ужаснулся Рикгард. — А как же твоя ненаглядная Ирис? Как же она?
— Сначала, конечно, она, — миролюбиво согласился Сальватор, и его черты разгладились. — Сначала я вытащу ее из брюха этой аномалии. Если надо, я пойду за ней. Уже через час у меня будут все данные. Сейчас мои омеги сканируют аномалию, они выведут закономерности, вытащат мне дату, покажут, куда она отправилась. И, если повезет, распорют этой аномалии пузо. А если нет — я найду себе другой временной разлом, и уж тогда...
— Порталы нельзя программировать, — напомнил Рикгард.
— У этой аномалии — разум, — в свою очередь ухмыльнулся вдруг Сальватор. — Она сделает для меня что угодно. Раскроет новый портал, который я ей подсуну, настроит его туда, куда скажу я. Омеги ее держат. Они способны ее уничтожить в один хлопок. Они могут ее разорвать, могут растоптать, но это все равно. Может, у этой штуки голова и не так варит, как у человека, но я найду, как к ней подступиться.
Воспользоваться мутировавшей аномалией и раздуть ее до рукотворного Возмущения?
— Уходи, — Сальватор мотнул головой и отвернулся. — Ты всегда лез поперек дороги. Что двадцать лет назад, что сейчас. Как странно, ты не придумал сбежать вместе с Ирис! Тебе нравилось забирать себе всю славу, все самое важное. Но уж сейчас эта аномалия моя. Жаль, что я не смогу поговорить с ней как следует... Но я верну Ирис, и тогда уж я развернусь по-настоящему. Эти зеркальные нейроны — просто чудо... И вот ведь странно: человек, вершина эволюции — и у него есть такие нейроны... Но нет, они не такие, они слабы, они почти бессильны. Человеческое сострадание — это такая выдумка...
Он все бормотал и бормотал, вперившись безумным взглядом в свою аномалию, и даже не обернулся, когда Рикгард вышел вон.
Иола лежала, заваленная на бок, в груде бурой пыли. Падая, она все-таки задела одну из крыш, и теперь горделиво покоилась на останках погибшего дома. Купол лобового стекла треснул, заслонки моторного отсека распахнулись, отошла боковая панель. Кресло пилота, запутанное в тросах, покоилось под кормой, выглядывая наружу рваным подлокотником. Тринадцать тусклых звездочек смотрели с искореженного бока аппарата в светлеющее небо. Четырнадцатая отвалилась вместе с куском
— Иола, — прошептал Рикгард, бросаясь перед ней на колени.
Если и было в мире существо, которое он когда-то по-настоящему любил, то им была Иола: верная, старая лошадка, которая не подводила его даже в самые свои трудные дни. Барахлил мотор, отключались радары, сканеры сходили с ума — но Иола держалась в воздухе. Она отвечала за Рикгарда, а он отвечал за нее.
— Сволочь ты, Сальватор!
Рикгард ударил кулаком в бесчувственное запрокинутое брюхо аппарата.
Наружная панель дрогнула, и из-за нее что-то выскользнуло. Уголок какой-то книги, скорее всего, старого судового журнала из времен, когда еще записывали все данные вручную, а не печатали в конторе по возвращению с очередного облета.
Он вытащил книжицу с безотчетным равнодушием. Может, на этих страницах он прочитает что-то из прошлого Иолы, когда ее еще не передали под его ответственность. Бедная старушка Иола. Она больше никогда не поднимется над Пыльными Городами, не вернется в небо над Эмпориумом, не опустится аккуратно и точно в люк третьего ангара, не протрет больше Рикгард ее лобовое стекло, а механик...
Он развернул книгу на первой странице, и брови его поползли вверх. На полях, везде, где только было место, свободное от размашисто вписанных между линиями строчек, теснились бисерные буковки. Корявый, пляшущий почерк почему-то казался ему знакомым, но где же, где он его уже видел?
Рикгард захлопнул книжицу и рассмотрел переплет: строгий, темно-синий, сделанный из рифленой кожи, он пах сухо, душисто, по-настоящему, в точности как его куртка. Это был не заменитель, не резина и не мешанина полимеров, а самая настоящая кожа. И страницы скругленные, обтрепанные, старые-старые: эта книжица пролежала в тайнике под шкурой Иолы много, много лет... Название на обложке не значилось, да и без него было понятно: судовой журнал из тех, что держали раньше. Кажется, когда-то и он такими пользовался, но очень недолго. А вот дополнения, слова между строк, писали вовсе не пилоты.
И он снова распахнул книжку на первой странице.
Глава 19. Ирис. Прыжок в прошлое, беззаботный полицейский и вихрастый мальчишка
Пыльные Города, в которые попала Ирис, мало отличались от тех, где она оставила Ликвидатора. Улицы, дома, даже небо над долиной смотрелись так же. Как она ни старалась, различий не нашла, и потому пришла к выводу: скорее всего, прошлое, в которое ее закинуло — не слишком далекое. По крайней мере, ее теперешнее настоящее случилось позже третьего Возмущения. Хоть какая-то определенность.
Побродив по пустынным черным улочкам, Ирис забралась повыше, заметив на окраине ступенчатый скальный выхлоп. Уже светлело, и горизонт подернулся нежной дымкой. Свесив ноги со скалы и оправив платье, Ирис уставилась на испещренное тускнеющими звездами небо. Под ногами расстилались бурые крыши замерших в безвременье домов. Стояло такое безмолвие, что можно было различить неуловимые человеческим слухом щелчки ее систем.
— Позвольте узнать, господин Ликвидатор, и что же мне делать дальше? — спросила она громко, и эхо подхватило ее голос, покатило по предгорьям, завертело в расщелинах.