От альфы до омеги

Lorain

— Конечно. Ты же потеряшка. Нам нужно сообщить в твою школу, что все в порядке.

— Но тогда у моего руководителя будут... проблемы, — Ирис изобразила испуг. — Я не хочу его подводить. Это же я потерялась, я сама виновата.

— Какая ты, — удивился полицейский. — Но таковы правила. Я должен тебя записать.

— Но ведь накажут и меня, — заныла Ирис. — Сначала за неорганизованность и то, что потерялась, а потом — за то, что подставила руководителя. Понимаете? Прошу вас!

Она тянула время, изображая маленькую девочку, а между тем взгляд ее бегал по приборной панели. Ничего похожего на современные экраны со всеми

необходимыми показателями, данными окружения и, конечно же, временем и датой, не было. Ну и как же ей узнать самое главное? Можно дать по голове этому веселому полицейскому уже сейчас, но тогда все равно придется сажать машину в городе и узнавать там. Слишком сложно. А завладеть летательным аппаратом — мысль сама по себе привлекательная.

— Ну хорошо, — сдался полицейский. — Посмотрим. Будет в отделении начальство — придется тебя зарегистрировать. А если нет, то мы, считай, и не встречались. Как тебя зовут-то? Из какой ты школы?

Ирис набила рот шоколадом.

— Ну, ешь, страдалица, — улыбнулся полицейский. — А я меж тем домчу тебя домой. В нашем кафе, кстати, самая свежая выпечка с утра. Как раз успеем отхватить.

Такого добряка и пальцем трогать не хочется. Ирис нахмурилась, старательно жуя вторую шоколадку. Ведь омеги созданы для логических решений, а эмоции только мешают. Вот и теперь: нужно просто вырубить полицейского, и вот она, свобода. Но почему же внутри все восстает и противится? Обыкновенного человеческого сочувствия она, к счастью, не знает — для омег оно не предусмотрено. А даже если бы и знала... Вряд ли полицейский успеет что-то почувствовать, разве что удивление. Удар она рассчитает несильный и, конечно, не смертельный. И все же, все же... Дурацкий дефект. Она прекрасно помнила страх и ужас лиловой проверщицы, и испытывать его снова, вредя человеку, она совершенно не хотела.

— А какой сегодня день недели? — спросила Ирис, делая глоток из бутылки. Свежая, чистая, необработанная вода, какую она и не пробовала. В Центре подавали очищенную, пропущенную через десятки фильтров, уже когда-то использованную. Бывшая в употреблении вода: хуже и не придумаешь. И почему ее вдруг заволновали вкусовые ощущения? Это просто сигналы. В них только информация, и нравиться ей эта вода не может.

— Среда, — отозвался полицейский.

Они миновали горную цепь, и далеко впереди показался Эмпориум. В лучах восходящего солнца гигантский, словно расплывшееся пятно, город блестел крышами, куполами и шпилями. Воды Алого Залива омывали бледно-желтые скалы, чайки парили в дымчатой вышине. Город, застывший на краю скального выхлопа, просыпался, пронизанный свежим, пока еще бледным светом.

— А число? — аккуратно продолжила Ирис. — Я что-то совсем потерялась в датах.

— Так пятнадцатое, — пожал плечами полицейский, увлеченный огоньками на панели. — Пятнадцатое июня.

— Четыре тысячи... — начала она, надеясь услышать год.

— Четыре тысячи, — рассеянно кивнул он.

Ирис закусила губу. Спросит в лоб — от его веселости не останется и следа. И тут сигналом шевельнулась мысль. Ирис перевернула шоколад в поисках отпечатанного срока годности, но не нашла ничего кроме путаного шифра. На второй упаковке было то же. На бутылке с водой вообще ничего не значилось: она была обернута в простую матовую этикетку. Что же делать?

— Какое все отсюда красивое, — сказала Ирис, косясь на полицейского. — А

вон тех шпилей я не помню, — она указала на тонкие башни, спиральками взмывавшие ввысь из самого сердца города.

— Это проекции, — улыбнулся полицейский. — Пока не проголосовали и не утвердили, не построят.

Ирис мысленно выругалась.

— А вы давно в полиции? Вам нравится?

— Да с незапамятных лет. Не жалуюсь, — насвистывая, пожал плечами полицейский.

— И в каком году вы поступили? — гнула свое Ирис.

— Да как выпустился, так на службу и поступил.

Он беззаботно смотрел на приближающийся город, а Ирис считала про себя до ста. Если он подлетит к стенам, то появится на всех радарах городской службы безопасности. Не стоит заходить так далеко. Или она решается сейчас, или...

— Ну-ка, покажу тебе, какие скачки умеет делать моя старушка, — похвалился полицейский и опустил один из рычагов.

Машина взревела, словно голодный зверь, и Ирис вжало в сиденье. Подушки под ней заскрипели.

— За десять секунд долетим! — бахвалился он, а город неумолимо несся на них.

Не успеет. Не успеет его отключить, не успеет развернуть машину, не успеет улететь куда-нибудь в горы, куда люди больше не суются.

— Давненько ее построили. Даже сейчас, в девяносто четвертом, с такими скачками не выпускают, а она все радует, — вдруг выдал полицейский.

Ирис шумно выдохнула и бросила в его сторону быстрый взгляд. Полицейский все так же глупо улыбался. Никакие не четыре тысячи. Три тысячи девятьсот девяносто четвертый.

В девяносто четвертом еще не было Центра. Она никому здесь не нужна. Никто за ней здесь не погонится. Она может начать новую жизнь в чужом Эмпориуме — с чистого листа. Так, будто она и вправду человек. Так, как зажила бы десятка без проверок Сальватора, без задания Сената. Свободная десятка, будто она и в самом деле имеет право на свободу.

Ирис вдруг ощутила, как растягиваются в улыбке ее губы. Ее мозг не посылал мышцам лица такого сигнала, и система имитации не выдавала никаких рекомендаций. Ирис улыбалась просто потому, что была счастлива.

Или она просто так думала?

Омеги не знают, что такое счастье. Уж об этой категории на уроках не рассуждали. Радость Ирис, конечно, изучала, но и она прекрасно знала, что односоставная эмоция совсем не равняется сложному комплексу положительных ощущений, который люди называют счастьем.

А может, она все-таки просто зеркалила чувства полицейского? Недалекий и простой — он радовался бодрому утру, свежей выпечке, которую он собирался купить в кафе, яркому солнцу, которое пятнышками перебегало по приборной панели...

Ирис закрыла глаза. Да, она зеркалит его радость. Просто его радость такая сильная, такая чистая и такая понятная, что она кажется куда внушительнее простого односложного ощущения.

Глава 20. Ирис. Слежка, Тит и новая возможность

Причальная платформа сверкала в лучах раннего солнца. Отсюда открывался вид на крыши и купола зданий Сената, но дух от него так, как сверху, не захватывало. Ирис жмурилась, считывая сигналы о повышении температуры воздуха, и ловила между ресниц разноцветную радугу. С Алого Залива задувало соленым ветром, чайки реяли над их головами, словно снизились специально для того, чтобы посмотреть на омегу, которой удалось сбежать.