От былины до считалки
Шрифт:
Ну вот такая, например: сам произносишь слово и сам должен успеть нарисовать под него:
Точка
Точка
Запятая
Минус
Рожица кривая
Есть другая приговорка:
Точка
Точка
Два
Крючочка
Носик
Ротик
Огуречик
Вот
И
Вышел
Человечек
А
Яблоко,
Груша,
Дядя Павлуша,
Его отец,
Кино конец.
Пиво,
Квас,
Рубль с вас!
Игра в камушки, прыганье через веревочку, рисование человечков — совсем разные действия. Каждая из этих игр чем-то полезна — укрепляет пальцы рук (это очень важно!), мышцы ног, легкие; рисунки развивают глазомер. А зачем приговорки еще? Во-первых, они определяют скорость, ритм движений, а во-вторых, помогают, учат одновременно выполнять несколько различных действий.
Это очень трудно для маленьких. Но в игре, в забаве никто и не замечает, не догадывается, что выполняет серьезное дело.
Каждый знает: зарядка полезна. Но все равно скучно много раз делать одно и то же: присел — встал, присел — встал. А тут поиграл в три, четыре разные игры, повеселился, попрыгал, спокойно посидел за столом,—а оказывается, занят был развитием своих двигательных способностей.
Вот тебе и «точка, точка, два крючочка...».
ЧЕМ УГОЩАЛИ ДОЖДИК
Идет веселый дождик. Босоногие мальчишки и девчонки носятся по теплым лужам, брызжутся, визжат. И кто-то обязательно покричит:
— Дождик, дождик, пуще!
Дальше могло быть по-разному. Мы пели так:
Дождик, дождик, пуще!
Наварю я гущи!
И повторяли это по многу раз. И тоже, конечно, не приходило нам в голову, что мы воспроизводим древнейший обряд заклинания природы. С такими заклинаниями наши далекие славянские предки обращались к солнцу, дождю, радуге. (В «Слове о полку Игореве» Ярославна обращается к ветру, к реке, к солнцу, просит облегчить судьбу пленного Игоря.) Славяне были земледельцы. И нужды их — в зависимости от времени года, от обстоя,- тельств — могли быть самые разные.
Весной или в засушливую пору земле, посевам была необходима влага. И вот как воспоминание обо всем этом и живут в детском обиходе такие песенки-заклички:
Радуга-дуга,
Принеси нам дождя!
Дождик, дождик, пуще!
Наварю я гущи!
Дождик, дождик, поскорей!
Я
Гуща — это кашица из ячменя с горохом. Она часто упоминается в заклич- ках. Чтобы сделать силы природы более добрыми, их угощали. Заклинания сопровождались обрядом кормления. Обряд давно исчез, а детская песенка и сегодня еще предлагает дождю древнее лакомство. А потом ребячья фантазия добавляла к традиционной гуще любую другую еду. Но мотив угощения, упоминания об угощении сохранились, без преувеличения можно сказать, на века.
Дождик, дождик, пуще!
Я насею гущи,
Цель ну кадушку,
Сверху лягушку!
Внутренний смысл текста уже начисто забыт. Никакого уважения к небесным силам — кормить их лягушками.
Если дождя было много, нужно было тепло, солнышко, так и говорили:
«Радуга-дуга, перебей дождя!»
Или:
Радуга-дуга,
Не давай дождя,
Давай солнышка,
Колоколнышка!
Или:
Дождь дождем
Поливал ковшом.
Мать божья',
Не давай дождя,
Давай солнышка,
Высоколнышка!
Вот смотрите. Заклички целиком основаны на языческих, дохристианских представлениях — на вере в многочисленные силы природы. А потом на Русь пришло христианство (христианство признает одного бога — Христа и потому называется единобожием). И там, где было когда-то прямое обращение к хозяину стихии — к дождю, к солнцу, оно позднее нередко заменялось обращением к богу, к христианским святым. Так и здесь. Если во второй заклинке отбросить две первых строки, то получится:
1. Радуга-дуга, 2. ...Мать божья,
Не давай дождя, Не давай дождя,
Давай солнышка, Давай солнышка,
Колоколнышка! Высоколнышка!
Оказывается, божья-то матерь тут ни при чем.
А вот эта, известная и сегодня, закличка возникла сравнительно недавно. В ней уже больше христианских элементов:
Дождик, дождик, перестаньI
Я поеду во Рязань
Богу молиться,
Христу поклониться.
Есть у бога сирота,
Отворяет ворота
Ключиком, замочком,
Шелковым платочком.
Иногда пели: «Я поеду в Эривань», «в Арестань». Раньше было: «Я поеду в Иордань» (Иордань — река в Палестине, где происходило первое крещение). Но все равно и здесь видна старая основа: обращение к дождю.
Анна Андреевна Харламова, жительница деревни Надпорожье Лодейно- польского района Ленинградской области, рассказывала: