От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю
Шрифт:
При наследниках своего основателя Александрия превратилась в крупнейший греческий город в мире, а ее существование заставило измениться египетскую письменность. Египет был родиной древнейшей иероглифической системы письменности, которая имела чрезвычайно долгую историю и стала основой развитой культуры. Но несмотря даже на то, что иероглифы от века к веку упрощались и дополнялись фонетическими знаками [86] , их все же было трудно использовать, и большинству египтян для ведения даже простейшей письменной документации приходилось нанимать писцов. Простота греческого фонетического алфавита представляла собой слишком большое искушение, и египтяне постепенно приспособили его буквы для передачи звуков своего родного языка [87] . Новая система, известная как коптское письмо, постепенно вытеснила
86
Harris, Ancient Literacy. P. 122.
87
The World’s Writing Systems. P. 287.
Существовала и другая письменность, даже более древняя, чем египетская иероглифика: шумерская клинопись. Она тоже оказалась вытеснена алфавитной письменностью, которую принес с собой Александр, была полностью забыта и лишь случайно открыта заново в середине XIX в. [88] . История об этом открытии ведет нас к самым истокам письменности и к первому из великих основополагающих текстов в истории человечества.
Глава 2
Владыка Вселенной: от Гильгамеша до Ашшурбанипала [89]
88
Price, Naeh. On the Margins of Culture. P. 263; Rostovtzeff, Social and Economic History. P. 423. Hellenism in the East. P. 23ff.
89
Благодарю моего друга и коллегу Дэвида Дэмроша за неоценимую помощь в работе над этой главой (а также несколькими другими). Чрезвычайно пригодился при работе над этой книгой и Гарвардский открытый курс лекций «Шедевры мировой литературы», который мы вели на пару с Дэвидом.
Отец как-то рассказал мне, что, когда студентом он участвовал в археологических раскопках, его научили определять небольшие изменения в химическом составе, пробуя почву на вкус. Идея жевать землю, соприкасавшуюся с мертвыми костями, в которой полным-полно всяких насекомых, меня не вдохновила. Может быть, отец просто поддразнивал меня? Этот разговор канул в глубины моей памяти и выплыл на поверхность через много лет, когда я размышлял об Остине Генри Лейарде и той траншее, которую он выкопал в холме близ Мосула (ныне это Ирак). Не имея представления об истинном значении своего открытия, ученый отыскал там первый шедевр мировой литературы, созданный задолго до эпохи Гомера.
Лейард, англичанин по происхождению, родился в Париже, детство провел в Италии и Швейцарии. В 1839 г. он совершил путешествие по Ближнему Востоку, направляясь на Цейлон, где намеревался поступить на колониальную гражданскую службу. Прирожденный путешественник, он любил вживаться в окружающую обстановку, питаться местной пищей, следовать местным обычаям и повсюду искать встреч и приключений. Он оказался в Константинополе, оттуда попал в Левант и продвинулся на восток до Персии, но не поехал в Индию, а поступил на службу в британское посольство в Константинополе и остался на Ближнем Востоке: местная история чрезвычайно интересовала его. Этот интерес значительно возрос, когда в 1842 г. французский археолог Поль-Эмиль Ботта раскопал на берегу Тигра, близ Мосула, руины старинного дворца. Лейард знал, что примерно там должен располагаться древний город Ниневия, неоднократно упомянутый в Библии.
Лейард еще не был археологом, и, если ему и доводилось пробовать почву на вкус, он никогда не упоминал об этом. Хотя он вполне мог и попробовать, поскольку был бесконечно любознателен, не боялся физических трудностей и очень не любил отказываться от намеченного. В 1845 г. он выкопал траншею в холме неподалеку от Мосула – и на что-то наткнулся. Углубившись дальше, он обнаружил стены, комнаты и фундаменты… и понял, что раскопал целый город.
Этот город был слеплен из глины. Лопаты нанятых Лейардом землекопов открывали стены, сложенные из самана – кирпичей из глины, смешанной с соломой, и высушенных на солнце или обожженных в печи. И разнообразные сосуды для хранения пищи, и даже трубы для воды были слеплены из глины, которой в Стране между двумя реками (Тигром и Евфратом), по-гречески – Месопотамии, было в избытке. Во время последующих раскопок Лейард обнаружил множество изумительных барельефов, позволивших ему хотя бы смутно представить себе давно ушедшую цивилизацию, образы осажденных городов, битвы между армиями, пленников в хижинах, крылатых львов
Стены, барельефы и статуи были исчерчены клинописью. Этот вид письменности, как прямо следует из названия, характеризуется знаками в виде набора острых клинышков, которые выдавливались или вырезались в глине или камне. Клинописные надписи обнаруживались и на отдельных кирпичах, и на барельефах, и на статуях – решительно на всем сделанном из глины.
Рельеф с изображением крылатого быка. Резьба по камню. Рисунок британского художника Фридриха Чарльза Купера, сопровождавшего Лейарда во время раскопок в Ниневии
Вскоре Лейард отыскал и маленькие глиняные печати с надписями, вдавленными в неотвердевшую глину. Среди находок были даже надписи, скрытые за стеной и недоступные для обитателей дворца – они явились взорам лишь после того, как стена обрушилась. Можно было подумать, что правители этого города, где так сильно почитали письменность, предвидели скорое крушение своей империи и оставили послание кому-то, кто раскопает их дворец в далеком будущем [90] . Адресатом оказался Лейард.
90
Layard A. H. Discoveries Among the Ruins of Nineveh and Babylon, abridged from the larger work. N. Y.: Harper, 1853. P. 292.
Своими надписями глиняный город обещал рассказать свою историю. «Значение всех изображений записано под ними», – отмечал археолог [91] . Проблема состояла в том, что он не мог расшифровать ничего, кроме нескольких имен, уже известных из других источников. Никто не мог этого сделать. Умение наносить и читать клинописные надписи было утрачено почти две тысячи лет назад, вскоре после того, как эти края оказались под властью Александра Македонского, и с тех пор эта грамота полностью забылась.
91
Layard A. H. Nineveh and Its Remains. Vol. 1. L.: John Murray, 1849. P. 70.
Чем больше надписей открывали раскопки, тем мучительнее становился вопрос: что же сообщала эта древняя цивилизация? А потом землекопы случайно наткнулись еще на одну систему помещений, где оказались целые кучи разбитых табличек.
Эта находка заставила Лейарда еще раз пересмотреть свое отношение к обнаруженному миру. Древние правители не только покрывали текстами все доступные глиняные поверхности, но и собрали обширную коллекцию исписанных табличек, и построили здание для хранения этих драгоценных записей. Британец был потрясен. После этого беспрецедентного открытия задача расшифровки клинописи обрела первостепенную важность. «Это позволит, – восторженно писал Лейард в отчете о раскопках, – воссоздать язык и историю Ассирии, ознакомиться с обычаями, наукой, и не исключено, что даже с литературой ее народа» [92] [88]. Как выяснилось позднее, ученый был прав. Исходя из количества письменных документов того мира, которые он видел своими глазами, действительно можно было ожидать, что древний народ создал целую литературу, дав тем самым миру возможность узнать не только реальные имена и факты, но и вымыслы, связанные с жизнью и верованиями обитателей Месопотамии.
92
Layard, Nineveh and Its Remains. Vol. 1. P. 327.
Некоторые таблички были очень хрупкими, и Лейард скоро понял, что при извлечении их на поверхность, под свет солнца, они просто рассыплются. Было необходимо как можно быстрее зафиксировать эти надписи, в противном случае раскопки уничтожили бы следы найденной цивилизации прямо в момент их обнаружения. Лейард с помощью влажной оберточной бумаги делал отпечатки надписей, сохранившихся хуже всего, а те, что попрочнее, упаковывал, чтобы отправить вместе с частью барельефов в Лондон [93] .
93
Layard A. H. Discoveries among the Ruins of Nineveh and Babylon: Being the Result of a Second Expedition. L.: John Murray, 1853. P. 347.