От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
София кратко пересказала свою биографию, как была за границей, а потом решила вернуться. Мария внимательно слушала девушку, а потом спросила тот вопрос, который не давал ей покоя в последние несколько минут:
– Соня, каковы планы на будущее? Снова в институте прячешься?
Решив не скрывать ничего, ведь девушка знала, что Мария не выдаст ее, София ответила:
– Да, мадам. Снова прячусь в институте и основала уже свой кружок.
– Может быть, не стоило? – спросила Мария, - Один раз от высшей меры пронесло, может, не стоит еще раз рисковать?
–
Немного поспорив о том, что эти методы борьбы неправильные, Мария вернулась обратно, напомнив девушке, чтобы она старалась не попадаться на глаза мадам Пуф.
«Да, теперь главное Анютке не попасться», - подумала София, - «Для полного счастья только этого мне не хватало, выгонит она меня отсюда сразу, если полиции не сдаст. Она ведь меня и с длинными волосами помнит, и стриженую, так что вычислить меня будет весьма легко».
Но удача улыбалась девушке, с мадам Пуф она практически не встречалась, а если встречалась, то не привлекала к себе никакого внимания. С другими работниками института девушка не пересекалась тем более.
Однажды, работая на кухне, София немного порезала палец. Это побудило девушку сходить в лазарет, чтобы обработать порез.
София подошла к доктору, объяснила ситуацию и сказала, что справится сама, без его помощи. Девушка протянула руку, чтобы взять с полки йод и увидела, как удивленно смотрит на нее врач.
– Софья, - услышала девушка и поняла, почему Геннадий Григорьевич ее узнал. Слегка оголилось запястье, и стал виден шрам.
После рассказа о том, как прошли эти годы, Геннадий сказал девушке:
– Из врачебного интереса исхожу, пожалуйста, покажи руки. Интересно же знать, как все теперь, зажило или нет?
– Все зажило, - сказала девушка, закатывая рукав, - А вот синяя полоска никак не хочет сходить. Все заграничные врачи в голос твердили, это на всю оставшуюся жизнь, особая примета.
– Ну ничего не поделать, я тем более помочь не могу, - ответил Геннадий. Услышав вопрос девушки, как дела, как семья, он ответил:
– Дела хорошо, женился два года назад, детки родились. А твои дети как сейчас?
– Старшие у Бирюковых, младшая у бывшей начальницы, четвертый ребеночек, доченька, за границей родилась и там же похоронена, - ответила София.
Поговорив некоторое время с Геннадием, София вернулась в свою комнату. Она еще раз убедилась в том, что узнать ее – довольно просто, поэтому решила стараться изо всех сил, чтобы кроме Марии и Геннадия ее никто не узнал.
Ноябрь 1890.
Редкий вечер София засыпала, не пролежав час-полтора, погрузившись в воспоминания. Девушке не хватало прежней жизни. Даже не той, когда она была воспитанницей института благородных девиц гарпией Софией Собольниковой, а той, когда она была любимицей мамы и папы, девочкой Сонечкой.
София
– Соня, пошли заниматься, уже время, - слышится голос матери, Екатерины.
– Иду, мама, - отвечает София.
– Что у нас по плану? История? – говорит Екатерина, - Кажется, прошлый раз мы с тобой на восстании декабристов остановились.
– Да, - подтверждает София.
Мать с дочерью читают книгу, а после чего обсуждают прочитанное.
– Глупый шаг, совершенно необдуманный поступок, который привел к таким грустным, хотя и вполне логичным и правильным последствиям, - говорит Екатерина.
– Я не понимаю, а зачем было такое устраивать? – удивляется София, - Зачем вообще Конституция нужна? И без нее неплохо живем.
– Девочки, вы полностью правы, глупость полная, - раздается голос отца, который еще не успел побывать на дне жизни в Средней Азии и увидеть все своими глазами, - Некоторым же не живется спокойно.
Спустя час урок истории окончен.
– Давайте музицировать, - говорит Екатерина и садится за фортепиано. На весь дом слышится музыка Чайковского, пьесы, потом романсы, которые поются всей семьей.
После вечернего чаепития на веранде, семья возвращается в дом. София идет в свою комнату читать какую-нибудь книгу, вроде приключений или легкой любовной лирики, родители мирно беседуют в гостиной и что-нибудь обсуждают и вспоминают.
«Узнала бы мамочка, что Соня бомбу собрала и в царскую карету бросила – в гробу бы перевернулась», - плача, подумала София, - «Бедная мамочка… Знала бы ты, что двое деток Сони живут у чужих людей, от третьего ребенка твоя доченька дважды пыталась избавиться, да все не получалось, когда ты двадцать три года в браке забеременнеть не могла… Знала бы ты, что Соня не просто без венчания с мужчиной в постель ложилась, а еще и от жандармов откупалась подобным образом… Да от разрыва сердца умерла бы в тот же миг, творческая натура, пусть даже и не желающая терпеть порядка, но высоких нравственных качеств».
Перевернув подушку к лицу другой стороной, так как эта была уже напрочь мокрой от слез, София начала думать дальше.
«Знал бы тятенька, что Соня второй раз была в положении не в браке… Не узнал, к счастью, и не узнает уже. И Мария Ивановна вряд ли узнает, что мы с Алешенькой не венчаны были. А тятенька, наверное, узнав обо всем об этом расстроился бы сильно. Может быть, даже ругать бы начал, хотя что он, что мамочка, голоса на Соню не повышали. Помнится, мы с Ваней однажды на диванчике в губы целовались, так тятенька потом говорил, что неприлично так поступать приличной девице, которая знает чувство собственного достоинства, и шутя потом говорил, что в комнате меня закроет и больше не выпустит, пока не одумаюсь. А тут… Отец третьего ребенка толком неизвестен, хотя по срокам можно сделать какие-то догадки насчет Сергея…»