От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
– То были преступники, террористы, которых непонятно как земля до сих пор носит. Погиб невинный человек. Да что я говорю, вам все равно этого не понять… Кстати, знала бы, кто это – рассказала бы вам обязательно.
– Давайте все-таки вернемся к тому, от чего начали. Значит, я правильно понял, что организатор первого взрыва – это вы?
– Да, все именно так.
– Хорошо, значит, даем ход вашему заявлению, и пусть уже компетентные люди разбираются в его подлинности.
– Совершенно верно. Воля ваша, от меня уже все равно ничего не зависит, - ответила
– От вас, как раз, много чего зависит. Например, ваше ближайшее будущее. Да и бытовые мелочи тоже, сами понимаете, например, книги – это привилегия, которой можно вполне лишиться, ну и так далее.
– А я не сомневалась, что вы способны на все это. Ничего страшного, если что – и без книг как-нибудь проживу, - ответила София и мысленно добавила: «Что же ты ко мне привязался, сказала уже все, что только можно было, признание написала, отстань уже».
– Ну что, София Львовна, свой выбор вы сделали, сотрудничать со следствием отказались, так что ждите. Если будут какие-то известия, вам сообщат.
«Совсем дурак, что ли? Какое следствие? Уже три месяца как приговор вынесен, а они все что-то доследуют. Не иначе, как на понт берет. А, может быть, и правда дали им команду сверху все выяснить и найти подрывателей Асиной кареты. Насколько же я помню, приговора по тому делу еще не было, да и виновных не нашли. Ну или нашли, да я об этом не знаю. Лишь бы меня туда не записали, не свесили на Соню, как на человека, который уже у них в лапах, всех собак. Еще не хватало за чужие грехи отвечать», - думала девушка по дороге обратно в камеру.
5 мая.
Софию снова привели в соседнее помещение для беседы с представителем Третьего отделения. После этого разговора девушка поняла – ее записали в организаторы взрыва Анастасии Романовой. Если раньше София была рада любым предлогам, чтобы выйти из камеры, то теперь она совершенно не хотела куда-либо выходить.
«Вот как я теперь буду доказывать, что это не я? Не представляю. Решили, наверное, что раз одно организовала, то и второе – тоже я. Вот на этот раз я, наверное, точно встряла… Если Третье отделение решило что-то доказать, то оно это докажет, и ждать оправдательный приговор, если дело дойдет до суда, тоже глупо. В общем, на этот раз Соне точно конец. Это не Москва, где я доказала свою невиновность. Еще свеж в памяти прошлый суд в столице, когда Соне ни за что ни про что пять лет каторги присудили. Ох, ну вот все система делает для того, чтобы ее не любили…»
Грустные мысли девушки прервали воспоминания и думы о своем первом ребенке – Юленьке.
«Интересно, как она там?» - подумала девушка, - «Наверное, уже и не вспомнит меня, совсем маленькая была. Как же грустно, что мне так и не придется стать матерью в полном смысле этого слова, вырастить своих детей…»
Окончательно расстроившись, София заплакала.
«Ладно, не надо расстраиваться, все равно, от еще одного обвинительного приговора мне хуже не будет. Все равно вряд ли что-то изменится», - решила девушка, - «Будем надеяться, что все встанет на свои места».
6 мая.
Когда
«Это что, значит, каждый день меня теперь таскать будут? На Шпалерной и то пару раз вызвали и успокоились, а здесь все покоя им нет, хотя суд уже давным-давно прошел», - подумала она.
Однако в этот раз Софии было сообщено, что проанализировав все факты и показания девушки, следствие пришло к выводу, что она действительно не имеет никакого отношения ко второму взрыву и гибели Анастасии Романовой. Услышав это, от сердца девушки отлегло.
«Пронесло… Какое счастье! А то свесили бы на Соню всех собак и все, ничего бы доказать не удалось. Будем надеяться, что этих извергов найдут и отдадут под суд, тогда точно все хорошо будет», - решила она.
Вернувшись в камеру, София была очень рада, ведь эти походы и постоянные разговоры окончены. Оставшиеся дни можно тихо и мирно провести за книгами, угадывая, когда же именно родится ребеночек.
Однако, тихо и мирно провести время до рождения ребенка у Софии не получилось. С утра 7 мая София была в совершенно расстроенных чувствах и думала, как же это плохо, что она в свои 19 лет сидит в одиночке Петропавловской крепости, в то время, как ее подруги детства сейчас замужем или устроились куда-то на службу.
«Как же это несправедливо», - подумала София, - «Столько боролись против несправедливости, а толку пока никакого».
Чем больше девушка думала на эту тему, тем все невыносимей ей становилось. В конце концов, находясь уже в истерике, София начала стучать в дверь.
– Что надо? – услышала она.
– Домой мне надо! – прокричала девушка, - Сижу здесь ни за что ни про что, дочь уже не пойми сколько месяцев не видела.
– Ты что опять здесь устраиваешь? – сказал жандарм, - И за какие грехи ты на мою голову свалилась, а еще говорят, что вечники тихие и спокойные.
– Слушай, - обратился он к сослуживцу неподалеку, - Последи за этой дурой, а я пока к начальнику схожу, спрошу, что делать.
Жандарм ушел, а его сослуживец подошел к двери и обратился к девушке, которая продолжала буйствовать:
– Слушай, или ты сейчас успокаиваешься и замолкаешь, или, как две недели назад, в карцер пойдешь. Поняла?
София все равно продолжила стучать в дверь и кричать, чтобы ее отпустили домой. Вскоре вернулся первый жандарм.
– Ну все, начальник разрешил ее попугать, а то совсем забыла, где находится, - сказал он и открыл дверь в камеру.
Удивленная София смотрела на все происходящее и не могла ничего понять.
– Что смотришь, в камере, значит, находиться больше не можешь? – спросил он.
– Да, - тихо и удивленно ответила девушка.
– Пошли тогда с нами.
Удивленная София не знала, как реагировать, поэтому молча пошла по коридору.
– Надо же, я думал, ее снова тащить придется, - шепнул на ухо своему сослуживцу жандарм.
Вскоре София оказалась в какой-то полуподвальной каморке в совершенном одиночестве. Осознав это, девушка снова начала плакать.