От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
После обеда Софии в голову пришла мысль: надо во что бы то ни стало уничтожить то письмо, что она писала не так давно, чтобы никто его больше не прочитал. Девушка подошла к двери и постучала туда.
– Что на этот раз? – раздался голос жандарма.
– Верните мне письмо, что я писала мадам Елизавете, - сказала девушка.
– Зачем же его возвращать? Так мы его на стенку возле твоей камеры повесили, чтобы все проходили мимо и смеялись. Хочешь покажу?
Жандарм вывел Софию в коридор и показал письмо, висящее
– Да вы что себе такое позволяете? – воскликнула девушка, сорвала письмо и порвала его на мелкие клочки.
– Снова прогуляться куда-нибудь захотела? – сказал жандарм, - Надоело сидеть на одном месте? Ну хорошо, пошли.
Жандарм попытался повести девушку за руку, но она уперлась и стояла неизменно на своем месте. Жестом подозвав своего напарника, охранники потащили девушку под руки.
– Да что же вы себе позволяете? У меня там ребенок остался, я – кормящая мать, - крикнула София.
– А ты что себе позволяешь? Забыла, где находишься? Ничего страшного, молоко сцедишь, медсестра ребенка покормит, - сказал жандарм.
– Кстати, твое письмо уже во все записные книжки жандармов переписано, такой отборный юмор не пропадет, так что зря ты его со стены сорвала, - сказал другой жандарм.
София сидела в карцере уже второй день. Девушка была до сих пор зла на жандармов, что они так с ней поступили и вывесили письмо на всеобщее обозрение. Однако, в глубине души она была рада, что это письмо не дошло до своего адресата.
«Хотя бы до мадам Елизаветы это письмо не дошло, уже хорошо», - подумала София, - «Ну что, Эми, а я чуть было не сдалась. Но я обещаю, такое больше никогда не повторится».
Девушка посмотрела на дверь: она стояла неподвижно и не планировала открываться.
«Держат меня здесь, а мне с сыном сейчас находиться надо… Может, вернут уже меня обратно?» - подумала девушка, - «Хотя, если выбирать, оставить письмо на том самом месте или попасть сюда, то я лучше здесь отсижу, сколько придется, чем вот так позориться своими записульками… Головой надо было думать, когда это письмо писала».
По совету Эмилианы, София начала вполголоса разговаривать сама с собой, чтобы жандармы этого не слышали.
– Вот правда, Сонечка, ну что это за детский сад? Все эти письма, прошения… Ты же еще на могиле своего тятеньки, когда давала обещание продолжить дело, да и в дальнейшем, в разговорах с Алексеем все понимала. Знала прекрасно, какой приговор будет. Ну да, маленько не к тому себя около года себя готовила, надо было настраиваться на заключение в одиночке. Но все в твоих руках, можешь потихоньку настраиваться, готовиться, до этапа около месяца…
Девушка присела на табурет.
«Да, перемкнуло маленько, слабинку дала, о детях задумалась – и все, полезли нехорошие мысли, ручки к бумаге потянулись, хорошо, хоть вовремя остановилась, порвала
Немного походив взад-вперед, София решила:
«Все, хватит, надо держать себя в руках. Постараюсь все свободное время заниматься сыном, общаться с ним и иногда перестукиваться. И без того времени мало, нельзя тратить его на жандармов и всякую ерунду, уедет скоро от меня Феденька.»
Девушка подошла к двери и постучала в нее.
– Даю честное слово бывшей смолянки, что отныне буду заниматься исключительно сыном, а вас беспокоить не буду, разумеется, если смогу и не перемкнет в голове что-нибудь. Верните меня к ребенку.
В коридоре раздался громкий смех.
– Слушай, ты же записываешь за ней выражения, допиши туда «честное слово бывшей смолянки», забавно, - сказал жандарм напарнику.
– Сейчас запишу, - сквозь смех сказал он, - Ну что, пошли бывшую смолянку, а по совместительству преступницу и мать двоих детей обратно возвращать.
«Значит, сейчас вернут обратно», - подумала София, - «Ой, Феденька, соскучилась же я по тебе…»
Открылась дверь и один из жандармов сказал:
– Вот слушай, давно ты так меня не смешила. Возвращаем обратно только за то, что настроение до вечера нам подняла.
– Ну все, смолянка, возвращайся в свой дортуар, - смеясь, сказал по возвращении обратно девушке второй жандарм.
Когда Софии вернули ребенка, девушка уже занималась только им, даже не обращая внимания на реплики, которые раздавались в коридоре – фраза про «честное слово бывшей смолянки» быстро разлетелась по всем жандармам.
– Феденька, ну как ты без меня два дня был, скучал, наверное? – говорила София, - Все, не волнуйся, мамка обещает постараться больше не лезть к этим чудикам, так что до конца июня мы точно не расстанемся.
Фраза, оброненная Софией про «бывшую смолянку» быстро облетела крепость и вскоре девушка из «террористки» превратилась в «бывшую смолянку». Девушке было абсолютно все равно, как ее за глаза называют жандармы, она ценила каждый день, проведенный с сыном, и старалась не схватываться в перепалке с жандармами.
27 мая девушка вдруг увидела на полу какой-то клочок бумаги.
«Я не могла его обронить, неужели записку кто-то подбросил?» - подумала она, - «От кого же?»
Девушка развернула листок. Мелким почерком там было написано следующее:
«С., то, что призналась в организации покушения на сатрапа – правильно, умничка. Надо было еще не открещиваться от взрыва А.Мих.Р-ой. Второе пожизненное вряд ли помешает, а доброе дело сделаешь. Ошибку не поздно исправить. PS: камера и жандармы – не гарантия безопасности.»