От маминой звездочки в государственные преступницы
Шрифт:
Первым желанием Софии было разорвать и выбросить, а еще лучше сжечь этот листок, так как текст, мягко говоря, там был бредовым. Однако, чуть подумав, девушка решила изучить его более внимательно чуть позже.
«Так… С. – это явно я. Послание анонимное. С анонимами общаться не намерена, пусть сначала представляются…» - думала София, - «Сатрап – это наверняка N, А.Мих. – Ася, по буквам подходит…»
Девушка еще раз посмотрела на листок.
«Да еще ты мне будешь указывать, что мне помешает, а что не помешает. Представляться сначала надо, хотя бы полунамеком. Я лично ни с кем не связана, то есть, те, с кем я
Вдруг София вспомнила, как некоторое время назад к ней все время ходили посетители и допытывались о всяких разных вещах, половину из которых девушка не понимала.
«Поди, эта записочка связана с теми событиями…» - вдруг пришло в голову Софии, - «Да нигде здесь нет гарантии безопасности, а указывать мне, что делать, тебе, анонимчик, никто права не давал».
Совершенно незаметно в голове Софии всплыла реплика коменданта, который приходил к ней в начале мая.
«Если вспомните что-нибудь еще, не стесняйтесь, сообщайте охране, я приду. Или можете записочку передать.»
– Ну хорошо, выполним твою просьбу, - подумала София, подошла к двери и постучала.
– Ну что тебе еще надо, только вчера в камеру вернули, - раздался недовольный голос жандарма, - Слушай, вот если в этот раз ты зря меня от игры в карты отвлекла, обещаю, как положено, пойдешь на шесть суток в карцер, и плевать, что ты кормящая мать.
– Нет, я по делу. Мне бы с комендантом переговорить, - ответила девушка.
– Низко замахиваешься, предлагаю сразу аудиенцию повыше брать. Вон, Зимний не так далеко, может, лучше туда попросишься.
– В начале мая меня таскали по допросам, все выясняли на тему заказчика взрыва, ну и так далее, так вот, я тут вспомнила немного.
– Долго вспоминала что-то, - ответил жандарм и добавил, - Сейчас, передам твое желание, если комендант посчитает нужным – сводим на беседу.
– Значит, говоришь, что Собольникова вдруг вспомнила, кто заказчик взрыва? – удивленно спросил комендант жандарма.
– Утверждает, что вспомнила.
– Чудесно. Приводите ее туда, куда прошлый раз, побеседуем.
«Должны на разговор сводить», - думала София, смотря на ту самую бумажку, - «В конце концов, это им надо, а не мне. Мне уже разницы никакой».
Девушка положила записку за пазуху и стала ждать.
«А я хотела сжечь ее. Вот правильно, сначала делаю, потом думаю, нельзя так поступать», - подумала она. Вскоре открылась форточка и девушка услышала:
– Руки.
«Сейчас поведут», - подумала София и подошла к двери, - «Надеюсь, не зря я решила поговорить».
Вскоре София уже пересказывала обо всех событиях коменданту крепости. Как она случайно увидела записку, как прочла и сначала ничего не поняла, как потом обиделась, что какие-то анонимы указывают ей, что делать.
– Верной дорогой идете, София Львовна, - сказал комендант, рассматривая послание, - Эту бумагу я заберу, приобщим к делу. Я, разумеется, ничего обещать не могу, но вот эта информация тянет минимум на еще один пересмотр приговора и замена вечной каторги на пятнадцатилетнюю. Вот если бы вы еще человека помогли выявить, который эту записку писал, то можно было бы уже и об Архангельской губернии
– Намек то понятен, только я еще раз говорю, я никого не знаю, в свое время руководствовалась исключительно своими убеждениями, и никого четвертого, кроме нас с Леоновым и Емельяновой, не было. Поэтому с удовольствием бы сказала, кто подбросил эту записку, но просто не владею информацией.
– Если еще что-то вспомните – сразу же сообщайте, - сказал комендант.
К вечеру София узнала, что с завтрашнего дня ей с ребенком положена часовая прогулка, в отсутствии остальных заключенных. Девушка же по-прежнему не понимала ничего, однако, была довольна своим новым положением.
========== И еще один приговор ==========
28 мая София, как обычно, сидела и читала книги. Федор мирно спал, а девушка восьмой раз начинала читать Евгения Онегина. Эта книга уже успела поднадоесть девушке, однако, «Повести Белкина» уже были прочитаны раз на пятнадцать. Так как выбора не оставалось, София снова читала про историю Татьяны и Онегина.
«Оба идиоты какие-то», - подумала София, - «Одна, расстроившись, что ее любимый под венец не позвал, вышла замуж за старика, а второй просто взял и упустил вполне неплохую девушку. Правильно, надо об этом книги писать, чтобы девушки читали и не делали таких ошибок».
Вдруг дверь в камеру открылась, вошли жандармы и врач.
«В чем дело?» - подумала София.
– София Львовна, как себя чувствуете? – спросил он.
– Все хорошо, - удивленно ответила девушка, откладывая книгу.
– Какие-то жалобы есть? Голова не кружится?
– Нет, все хорошо.
– Дайте руку, пульс посчитаю.
Удивленная София протянула руку. Примерно через минуту врач отпустил ее и обратился к жандармам:
– Все нормально, сейчас приду.
Врач вышел, а София недоуменно наблюдала за происходящим.
«Что происходит? Спрашивал, как самочувствие, пульс считал. Потом ушел куда-то», - подумала девушка, - «Только жути нагоняют что-то, уже и не знаешь, о чем думать. Может, жандарм сейчас возьмет и скажет: «Вышло недоразумение, высшую меру вам отменили ошибочно, собирайтесь, священник ждет в коридоре». Да нет, это вряд ли, не может такого быть… Прокурора с комендантом ведь нет», - мысли молнией пронеслись в голове Софии, - «Да не тяни ты уже, говори, а то я еще такого напридумываю, что плохо с сердцем будет», - девушка постаралась выбросить из головы все мысли, однако, они лезли туда с новой силой, - «Уже пару недель, как родила, можно вообще всего ожидать. А вдруг этап сейчас?… Да и вообще, чего ради жандармы бы вместе с врачом приходили…»
Из затянувшейся задумчивости Софию вывел жандарм.
– Это тебе, читай, - сказал он и протянул девушке бумагу, - Постарайся снова умом не тронуться, подвал пока занят.
Постаравшись унять непонятно откуда взявшееся волнение, София взяла документ и начала чтение.
«Постановление… <…> N февраля 1887 года Собольникова София Львовна была признана виновной <…> высшая мера наказания была заменена вечной каторгой <…> постановил: Собольниковой Софии Львовне вечную каторгу в Шлиссельбургской крепости заменить на срочную (15 лет), с последующим выходом на поселение в селе Нёнокса Архангельской губернии…»