От первого до последнего слова
Шрифт:
А может, Григорием Распутиным, сокрушителем трехсотлетних монархий!
Глебов встал и походил по кабинету, наступая на бумаги.
– Все это чепуха, – повторил он бодро и не поверил себе сам. – Какая-то ерунда просто!..
Дня три назад на его электронную почту пришло послание, адресованное лично ему. Как правило, такого рода послания всегда читал его помощник, отвечал или сразу удалял, на свое усмотрение, в зависимости от их важности. Таких посланий Глебов получал в день штук по сорок и почти никогда их не читал. У него была некоторая склонность к благотворительности и спасению мира, поэтому
Послание не имело к такого рода делам никакого отношения. Помощник, так и не решив, что с ним сделать, показал его Глебову.
Глебов прочитал и вот уже три дня занимается невесть чем.
Его подзащитного, мэра одного областного города, вот-вот должны отпустить за недоказанностью, а он, Глебов, сидит в кабинете и читает какие-то столетней давности бумаги!..
Из документов, которые Глебову удалось раздобыть, следовало, что все написанное в письме, пришедшем по электронной почте, – правда, а он не мог и не хотел в это верить.
Нужна была проверка, а как ее сделать так, чтобы ни в ком не возбудить подозрений, Глебов пока не знал.
Пожалуй, первый раз за всю свою практику он оказался в таком странном, беспомощном положении.
Находиться в беспомощных положениях он не привык.
Глебов еще походил по кабинету, и это собственное хождение его раздражало. Было в этом что-то от писателя Грицука – нарочитое, как в кино или книге! Человек размышляет и ходит по кабинету, ковер глотает его шаги, стены не пропускают звуков, а далеко внизу шумит весь мир, вернее, его уменьшенная копия, ибо отсюда, с последнего этажа, мир кажется незначительным и мелким!..
На столе пискнул телефон, Глебов посмотрел на него, помедлил, подошел и нажал кнопку.
– Михаил Алексеевич, – сказал селектор голосом секретарши, – Таранов просил напомнить, что вы обещали в среду быть на коллегии.
– Я буду, – пообещал Глебов. – Только распечатайте мне повестку дня, чтобы я был в курсе.
– Хорошо, Михаил Алексеевич. Чермак звонил, когда вы разговаривали по межгороду. Он обещал перезвонить, но не перезванивал. Может, соединить вас с ним сейчас?
– Не нужно, я сам позвоню.
Адвокат Глебов заработал себе имя и репутацию тем, что всегда был осмотрителен и не бежал впереди паровоза. Кроме того, он старался не связываться с людьми, которые выдавали себя не за тех, кем были на самом деле. Глебов предпочитал все знать с самого начала – где может быть подвох, где опасная глубина, а где и скелет в шкафу!.. И вдруг получилось так, что он нарушил все свои заповеди – и не по собственной воле, словно со всего размаху угодил в Гримпенскую трясину, которая на первый взгляд была похожа на безопасную зеленую лужайку.
Случайность?.. Ошибка?.. Или за всем этим стоял некий невидимый режиссер, о существовании которого Глебов не подозревал?
Он еще походил по кабинету.
В конце концов, он мужик, нормальный мужик тридцати пяти лет от роду, и он терпеть не может неопределенных положений! Он даже развелся
Глебов покосился на бумаги, валявшиеся на полу за креслом.
Это дело посложнее развода. Пожалуй, сложнее всего, с чем ему приходилось сталкиваться.
Он вернулся к столу, переложил на нем папки, потрогал ручки и еще раз напомнил себе, что терпеть не может неопределенных положений.
И позвонил Чермаку. Тот ответил сразу:
– Миш, я тебе звонил, спасибо, что перезваниваешь! Нам бы с тобой поговорить надо про авторские права на…
– Подожди, – перебил его Глебов. – У меня к тебе вопрос. Только я не хочу задавать его по телефону.
– Та-акой секретный?! – весело удивился Чермак, но Глебов его тона не принял.
– Ничего особо секретного, но я бы лучше куда-нибудь подъехал.
– В издательство хочешь? Я как раз собирался допоздна работать!
Глебов подумал немного.
– В принципе, можно и в издательство.
– Ну, тогда я тебя жду.
Он ехал долго, пробираясь по пятничным московским пробкам и проклиная движение, гаишников, мэрию, самого мэра, с которым дружил, и отлично понимал, что ни один мэр на свете, как бы он ни был хорош, не может по мановению волшебной палочки навести порядок в таком громадном, бестолковом и перенаселенном городе!.. Помнится, еще Петр Первый переживал, что город этот устроен так скверно, и все его тянуло в Немецкую слободу, которая была устроена хорошо! Но даже великий император не справился с этим городом, с его азиатским духом, Богородицей Троеручицей, с его вялым и упорным сопротивлением любой упорядоченности!.. Император не справился, плюнул и решил, что он построит себе новый город, который сразу будет похож на Немецкую слободу, и перенес туда столицу, и жил там, и умер в страшных мучениях, презираемый и ненавидимый народом, не умеющим и не могущим жить по каким-то глупым иноземным правилам!
В приемной Чермака была только охрана. Света – адвокат заглянул в ее закуток – отсутствовала. Глебов не знал, хорошо это или плохо. В его нынешнем неопределенном положении он ничего не знал.
Чермак без пиджака, в рубахе с закатанными рукавами, сидел за столом и читал какие-то бумаги. Прочитав очередную, он или откладывал ее в сторону, или бросал на пол.
– Представляешь, – сказал он Глебову жалобно, – мне завтра в Женеву лететь на выставку, а в хозяйстве полный аллес капут! Ты, когда улетаешь, на кого хозяйство оставляешь?
– Да у меня и хозяйства никакого нету, – ответил Глебов. – Помощник да секретарша!
Чермак вдруг как будто вспомнил:
– Да, секретарша! Сейчас Светку позову, и она сделает нам кофейку. Она тоже где-то носится. Ты ее в приемной не видел?
Глебов его остановил:
– Не нужно никого звать, Ярослав. Давай сначала поговорим.
Чермак пожал плечами:
– Да, у тебя какой-то вопрос был важный! Что за вопрос?
– Ты с какого года издавал Евгения Грицука?
Чермак бросил на пол очередную бумагу, сцепил руки на животе и уставился на Глебова: