От северного вокзала до весны. Городская лирика
Шрифт:
Вьюжь мир, пурга! Ты грандиозна!
Но не завьюживай мечту.
Идём, автобус будет скоро
Идём, автобус будет скоро!
Пусть льёт апрельская вода.
Нас ждут долины и просторы,
Нас ждут иные города.
Те, о которых и не снилось.
Хватай кожанку и рюкзак.
Не будем в судеб верить милость –
В
Нам, с колеи мирской сошедшим,
Под небом есть везде приют.
Пусть городскою сумасшедшей
Подле тебя меня зовут.
Мы чудаки, мы сумасбродны
В глазах прохожих и родни.
Всё от того, что мы свободны
Немного больше, чем они.
Дом покидаю
Дом покидаю. Склонится звезда
В ту комнату, где я жила ребёнком.
И словно бы всё тем же лебедёнком
Я только выпадаю из гнезда.
В окне фонарь и силуэт сосны.
И страшно на прощанье оглянуться,
Как будто вид как лезвие воткнуться
Грозит и просочиться в мои сны.
Свет погашу, но на кровать и стол
Гляжу, в надежде будто зацепиться.
Нет, я совсем не выросшая птица,
Постойте! Но с-под ног уходит пол.
На деле я давно уже лечу,
Машу крылами, что есть дикой силы,
Над лесом, где сутулые могилы
Родителей стоят плечом к плечу.
Над городом моей весны, мечты.
Который перестроен, переломан,
И ввержен в автострад широких гомон,
Едва найдёшь в нём близкие черты.
И светит мне огромная луна.
Куда, скажи, лететь в ночном покое?
Чтобы найти ещё одно такое
Окно, фонарь в котором и сосна.
Мой в глушь закутанный район
За что люблю тебя – не знаю,
Мой в глушь закутанный район.
За факт рожденья иль иная
Любовь в уме живёт моём?..
Пройдусь вдоль улицы. Как ярко
Пятиэтажки жгут огни!
У труб прохожие с цигаркой
Трамвая шумной ждут возни.
Холодный, северный, разбитый,
Где через раз есть фонари.
Люблю твой шелест, с лязгом свитый
Электропоезда вдали.
Заборов ржавых кось и снежность,
Подъезд с обломками двери.
К той неустроенности нежность
Сквозит какая-то внутри.
Прошиты
За ними дол в дыму лесном.
Как по тебе мгновений мало
Прогулки долгой перед сном!
Твоя Москва
Охотный ряд в дворцах нетленных.
Люд наводнил газон садов.
Гуляют тысячи вселенных,
Гуляют сотни городов.
Идём и мы. Ты так задумчив,
Что-то шепнул мне и умолк.
Гудят машины многозвучно,
Флейтист у стен играет фолк.
Моя Москва шумит неспяще,
Но я хочу как наяву
Взглядом своим – живым горящим –
Узреть хоть раз твою Москву!
Такой ли в ней чудесный шелест?
Трамваи так же веселы,
Как и в моей? А туч вид перист?
А так же ль улицы светлы?
А мост над речкой грандиозный,
Даль пополам что разломал,
Такой же сказочный и грозный?
Или уютен он и мал?
А воды? Так же поднимают
Моторы лодок и челны?
А воды? Тоже оды маю
Поют иль скромны и черны?
По Москве бредёт прохожий
с Ленинградкой за спиной
По Москве бредёт прохожий
С Ленинградкой за спиной.
В старой вытертой одёже,
Несуразный и смешной.
Жизней звон в чехле запрятал.
У него, как у кота,
Семь их было до заката,
А осталось ни черта.
Семь бренчало под рукою,
Пальцы в кровь изведены.
А теперь с игрой такою
Оставалось три струны.
Первую порвало время,
А вторую – лучший друг,
Кому дружбы старой бремя
Опостыло как недуг.
На четвёртой смелым жестом
Душу сам для мира рвал.
Третью вырвала невеста,
Что сбежала за Урал.
От квартиры до квартиры
Он бродил – ночной чудак.
Никому не нужный в мире,
Чёрти что и чёрти как.
Необъятная улыбка.
Выше всяческих похвал,
Как же он на струнах шибко
Трёх тех мастерски играл!
И казалось, как бы тяжек
Ни был мир людской вовне,
Он сыграет лихо даже
На одной своей струне.