От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое
Шрифт:
По возвращении в Вашингтон Дэвис направился в Белый дом, где рассказал Трумэну:
– Премьер-министр – великий человек, нет никакого сомнения, что он раз и навсегда великий англичанин. Я не могу избавиться от впечатления, что он в большей степени обеспокоен сохранением позиции Британии в Европе, чем в сохранении мира. Во всяком случае, он убедил себя, что, служа Англии, служит делу мира.
Среди других впечатлений, о которых Дэвис поведал президенту, были и такие:
– Премьер-министр выглядел усталым и нервным, работая под большим стрессом. Надо обязательно принимать это во внимание, выслушивая его страстные и горькие замечания. Он был глубоко разочарован решением президента и тем фактом, что американские войска уже
Премьер-министр был крайне враждебен Советам… Вероятно, советское правительство подозревало или даже знало о таком его отношении. Подозрение вызывали телеграфные переговоры о капитуляции немецких войск в Италии; положение в Австрии; возможные секретные соглашения, заключенные с союзниками на Западном фронте за счет русских на Восточном фронте, и другие запутанные ситуации. Все это, несомненно, объясняло агрессивность и так называемые односторонние действия советской стороны, начиная со времен Ялты… Советы защищают свои позиции.
Посетив по дороге штаб-квартиру Эйзенхауэра в Париже, Гопкинс, Гарриман и Болен приземлились в Москве 25 мая. Первая встреча была назначена на вечер следующего дня. Сталин и Молотов отнеслись к переговорам максимально серьезно, встретившись с Гопкинсом в общей сложности шесть раз за две недели. Переводили Павлов и Болен.
Председатель СНК очень хорошо понимал роль Америки в послевоенном мире и прямо скажет об этом Гопкинсу:
– Не только эта война, но и предыдущая война показали, что без вмешательства Соединенных Штатов нельзя было бы разгромить Германию, и все события последних тридцати лет подтверждают это. И действительно, Соединенные Штаты имеют больше оснований быть мировой державой, чем какое-либо другое государство.
Гопкинс решил начать в шутливом тоне, как он обычно делал, чтобы разрядить обстановку перед началом трудного дела.
– Восстановили ли Вы свои силы после битвы под Сан-Франциско? – спросил он Молотова. Молотов не поддержал игривый тон.
– Не припомню в Сан-Франциско никаких битв. Были только споры и ничего больше.
Гопкинс обещал поведать о цели своей миссии.
– Но прежде хотел бы рассказать маршалу Сталину вкратце об обстоятельствах смерти президента Рузвельта. Когда мы возвращались на крейсере с Крымской конференция, я видел, что президент выглядел очень усталым и нездоровым. В день его смерти он работал утром, рассчитывал устроить пикник вечером, написал несколько документов по вопросам внутренней политики и два документа по вопросам внешней политики Соединенных Штатов. Никто из его докторов не думал, что президент скончается. Главный врач президента не находился вместе с президентом. Но в этот день у президента был удар, после которого он не приходил в сознание. Президент умер безболезненно. Те из нас, кто был близок к президенту, считают, что хорошо, что президент умер внезапно. Инсульт мог бы сделать его еще большим инвалидом. Президент умер, будучи уверенным в победе. Но, трагично, что он не дожил до победы.
По пути на родину Рузвельт много говорил о Крымской конференции и о встрече с маршалом Сталиным. Рузвельт был уверен в возможности сотрудничества между Соединенными Штатами и Советским Союзом в мирное время, как это было во время войны. Рузвельт отзывался о Вас с большим уважением и заранее радовался следующей встрече после победы над Германией. Он говорил о Берлине как о месте следующей встречи.
– Да, в Крыму мы пили за встречу в Берлине, – печально подтвердил Сталин.
Гопкинс продолжал:
– Четыре года назад, когда я в первый раз посетил Вас, Соединенные Штаты еще не участвовали в войне. Вы рассказали мне тогда подробно
– В то время было много сомнений, – согласился Сталин.
– Но несмотря на все эти сомнения, Рузвельт решил оказать помощь Советскому Союзу, ведь он рассматривал Гитлера как врага не только Советского Союза и Англии, но и Соединенных Штатов.
– Это верно, – Сталин явно давал возможность Гопкинсу выговориться и раскрыть карты первому.
– Несколько дней тому назад, в прошлую субботу, президент Трумэн пригласил меня к себе. Как Вам известно, я был болен, хотя сейчас поправляюсь. Трумэн спросил, буду ли я готов выехать в Москву для встречи с маршалом Сталиным. Имеется ряд вопросов, которые мы с Гарриманом надеемся обсудить с Вами и Молотовым во время пребывания в Москве. Наиболее важный вопрос относится к основам взаимоотношений между американским народом и Советским Союзом.
Два месяца назад у американского народа была искренняя симпатия к Советскому Союзу, и он полностью поддерживал политику президента Рузвельта. Эта симпатия и поддержка основывались на блестящих успехах Советского Союза в войне, отчасти на репутации президента Рузвельта и, конечно, на замечательном сотрудничестве двух стран, которое привело к разгрому Германии. Американский народ тогда надеялся и верил, что две страны смогут мирно совместно трудиться, как они делали это во время войны. В последние шесть недель общественное мнение настолько сильно изменилось в худшую сторону, что это повлияло на отношения между нашими странами. Сторонники политического курса Рузвельта и Советского Союза озабочены и встревожены текущими событиями. Предельно ясно, что если текущие тенденции продолжатся, то вся система международного сотрудничества и взаимоотношений с Советским Союзом, над выстраиванием которых столь упорно трудились президент Рузвельт и господин маршал, будет разрушена. Накануне моего отъезда президент Трумэн выразил мне свою глубокую обеспокоенность сложившейся ситуацией и заявил, что он намерен продолжить политику сотрудничества с Советским Союзом президента Рузвельта и придерживаться всех договоренностей, официальных и неформальных, между президентом Рузвельтом и маршалом Сталиным.
В данный момент общественное мнение сконцентрировало все свое внимание на нашей неспособности выполнить Ялтинское соглашение по Польше. Вслед за этим на поверхность всплыл целый ряд незначительных самих по себе вопросов. Президент Трумэн и, как я думаю, американский парод недоумевают по поводу неспособности договориться по этому вопросу.
Сталин спокойно ответил:
– Это происходит потому, что советское правительство хочет дружественного правительства в Польше, а англичане, собственно консерваторы, стремятся к созданию санитарного кордона. Крымское же решение не исходит из санитарного кордона.
– Ни американский народ, ни американское правительство ничего подобного не желают, – заверил Гопкинс.
– Я говорю об Англии.
– Наоборот, Соединенные Штаты хотят, чтобы вокруг Советского Союза были дружественные ему государства.
– Если это верно, то мы договоримся.
Гопкинс заметил, что надеется также обсудить вопрос о встрече лидеров двух стран для обсуждения вопросов, вытекающих из победы над Германией. Сталин проявил готовность поговорить и об этом.
– Хотел бы также обсудить ряд вопросов, относящихся к Германии, и в особенности вопрос об учреждении Контрольной комиссии, в которую генерал Эйзенхауэр назначен американским представителем, – продолжил набрасывать темы для разговора Гопкинс. – Хотел бы выразить надежду, что советское правительство назначит своего представителя в эту комиссию так, чтобы поскорее приступить к работе.