От выстрела до выстрела
Шрифт:
— Благословляю, — перекрестил он Петра, — пытайся, если так того хочется.
— Благодарю, отец! — молодой человек поднялся и поклонился, окрылённый разрешением. Впрочем, внутри себя он до конца не мог бы ответить, сдался бы, не получи от отца одобрения? Послушался бы? Как будто и нет. Всё равно бы попробовал по-своему сделать. — В таком случае, прости, на каникулах уехать отсюда не смогу.
— Ясно, — кивнул генерал, — что ж… настаивать не буду!
Немногословный, Аркадий Дмитриевич считал своих сыновей достаточно взрослыми, чтобы не продолжать их воспитывать и направлять. Пусть сами теперь несут ответственность за свои жизни. Михаил распорядился
Пообедав, Пётр сослался на учебные дела и покинул квартиру. Дождь по-прежнему мелко и неприятно капал, но погода не изменила планы студента. Узнавший у Дмитрия Нейдгарда подробности дуэли, он брал лодку и плавал на тот самый остров, где она произошла. Уединённое, удалённое от людей место позволяло спокойно упражняться в стрельбе — револьвер молодой человек приобрести смог, потратив на него немалые для обычного студента деньги. Кому-то другому сумма оказалась бы не по карману, но Столыпины относились к недолюбливаемым бедными однокурсниками белоподкладочникам — состоятельным студентам из дворянства, для которых не было проблемой приобрести ни новую одежду (и подшить форменный сюртук белым шёлковым подкладом, откуда и пошло прозвище), ни новую обувь, ни вот такую огнестрельную «безделушку».
На вёслах приходилось сидеть самому, что помогало тренировать силу рук, и всё же, когда он добирался до места, правая рука не желала нормально подчиняться. Поднятая и прямо вытянутая, она начинала дрожать до того, как Пётр хорошенько прицеливался. Суставы в плече дёргало и локоть начинало крутить, возникала лёгкая боль, но, если рука не опускалась, и он продолжал целиться и держать её навытяжку, то боль усиливалась, так что приходилось стискивать зубы и, превозмогая себя, стрелять. Выстрелы выходили скверными. Выбранный ствол дерева лишь пару раз зацепило по краям. О попадании в середину процарапанной на коре мишени нечего было и думать. Это выводило из себя, но Пётр не сдавался и, при каждом удобном случае, в свободные часы, день через день старался повторять свои упражнения, чтобы однажды попасть в цель. Даже если рука при этом будет гореть огнём — он добьётся меткости, добьётся того, что научится стрелять не хуже всякого опытного военного. Представляя, что именно здесь, в этом месте, Михаил стрелялся с Шаховским, студент преисполнялся энергии, словно покойный брат поддерживал его, подсказывал, ободрял. Он был таким справедливым, доблестным человеком! Его смерть не могла остаться безнаказанной.
Сегодня опять не повезло. Пули закончились, а ствол дерева оставался слабо задетым с одной стороны. Ненавидя себя и свою слабую, поражённую недугом руку, Пётр пнул первую опадающую листву и взметнул мокрый пёстрый фонтан. Развернулся и побрёл обратно в лодку. Если он не научится стрелять настолько хорошо, чтобы стать опасным дуэлянтом, то нечего и думать просить руку и сердце Ольги Нейдгард. Жизнь высшего света — это место, где нужно уметь постоять за себя, отстаивать свою честь. Никто никогда не знает, выйдет ли обида или оскорбление, вызовут ли на дуэль, но к ней лучше всегда быть готовым.
Добравшись обратно на Васильевский остров, Пётр, недовольный собой, не хотел подниматься в квартиру и стоял у парадной, глядя на промозглую улицу и промокая медленно под изморосью, повисшей между тёмной землёй и низким одутловатым небом. Влага облепила его зелёную студенческую фуражку, сюртук с золотыми пуговицами,
— Что это ты тут? — увидев старшего брата, Александр остановился, поравнявшись с ним. Пётр пожал плечами, ничего не ответив. — С отцом, что ли, повздорил?
— Нет, с отцом всё хорошо.
— Тогда почему не идёшь домой?
— Стыдно ему в глаза смотреть.
Саша удивился. Зная брата, он даже близко предположить не мог, что тот такого совершил, чтоб ему сделалось стыдно перед отцом! Получил двойку?
— Из-за чего?
Пётр одним резким движением откинул сюртук и показал револьвер, заткнутый за пояс. У Саши в мыслях успела пронестись целая детективная история с убийством, погоней, угрозой ссылки, но, благо, старший брат объяснил:
— Из меня плохой стрелок. Ужасный. Не могу попасть в мишень! Никак не могу!
Облегчение заставило Сашу пропустить мимо ушей эти казавшиеся смешными сетования:
— Ты всё-таки нашёл оружие!
— Да, купил две недели назад, — Пётр задумчиво оглядел дома улицы, — на удивление легко можно достать оружие, Саша. Это как-то… странно. Ты не находишь?
— Почему? Если мы можем купить галстук, мыло, конфеты, всякую всячину, отчего же не должны мочь купить револьвер? Чем он хуже?
— Ты ещё спрашиваешь? Он опасен. Мылом и конфетами людей не убивают.
— Это как посмотреть. Конфеты отравить можно, а на мыле — поскользнуться и расшибиться насмерть.
— Это вероятность. А у оружия другой роли нет, кроме убийства. И его продают! — старший Столыпин достал Смит–Вессон, произведённый на немецком заводе, и взвесил в ладони: — И ладно же, когда производят оружие для своей армии — для защиты своего государства, выдают обученным военным. Но вот эту игрушку, например, делают в Америке или Германии. И продают сюда, нам…
— Петя, убери подальше.
На улице никого не было, и Пётр не стал быстро выполнять просьбу. Ещё повертел револьвер:
— Как будто бы для того, чтобы мы сами тут себя переубивали.
— Ты опять начитался политических газет?
— Отчего бы их и не читать? Весьма полезно, — он убрал, наконец, оружие. Снова застегнул сюртук.
— Зачем тебе, агроному, эти далёкие материи из мира дипломатии, императорских кабинетов и всяких парламентов?
— Чтобы иметь своё представление о том, что в мире делается. А не бегать как Вернадский с большими глазами всякий раз, когда прочтёт чью-то оригинальную мысль и слепо её примет, не взвешивая, не анализируя.
— Ты слишком серьёзно ко всему относишься.
— Спасибо, стараюсь.
Александр вздохнул, узнавая эти вечные собранность и скрупулёзность с каплей сарказма. Иногда удивляло, насколько Петя терялся при старших и женщинах, становясь робким и нерешительным, и каким остроязычным и волевым бывал с ровесниками и товарищами. Саша открыл дверь парадной:
— Идём, темно уже и холодает. И… вот ты захотел купить и купил, а если бы нельзя было? Где бы взял?
— А может и лучше бы было, если бы люди не брали всё, чего хотят. Если кто-то захочет воспользоваться не с благой целью? А так, баловства ради или преступление совершить.