От выстрела до выстрела
Шрифт:
— Рано или поздно это должно было с тобой случиться, — улыбнулась Прасковья.
— И с тобой случится! — пожелала ей Нейдгард. Но та лишь покачала головой:
— Ничего, если и не случится. Будем с Александрой Павловной[3] до старости развлекать её величество, а потом в монастырь пострижемся. Нам, на вас с Петей наглядевшихся, замуж ещё сложнее стало выйти. Кто таких ухаживаний не захочет? А где же ещё взять таких женихов?
До Москвы ехали одним поездом: Петя провожал Олю с братом Дмитрием, чтобы отправиться потом дальше, в Орёл. Прощаться не хотелось, руки не выпускали Олиной руки,
— Когда-то теперь увидимся?
— В конце лета, должно быть. Ты же заглянешь по пути в Петербург?
— Непременно! Но ты мне пиши всё это время, пожалуйста.
— А ты всё так же будешь хранить мои письма у сердца? — улыбнулась Оля. Петя в доказательство вынул то самое, первое, всё из того же внутреннего кармана:
— Это я всегда ношу с собой. А ты хранишь ли мои?
Делая легкомысленный вид, девушка посмотрела куда-то вверх, как будто припоминая:
— И куда же я их вообще положила? Какая у меня короткая память!
— Ничего, я тебе буду обо всём напоминать, — пообещал Пётр, — особенно о свадьбе. В каждом письме.
— Ты так ждёшь её? — польщённая, спросила Оля.
— Ничего так не ждал! А ты?
— Как и положено девушке, я боюсь её равно с тем, как жду.
— Не бойся, моя дорогая, драгоценная Оля. Я никогда тебя не обижу, ни словом, ни делом.
— Поначалу все так говорят.
Петя не стал спорить или доказывать что-то, зная, что поступки говорят лучше слов. Оля увидит, как крепко любит он её, однажды перестанет сомневаться и, может быть, именно в тот день, полюбит его тоже. Да, он нравился ей уже — это было заметно и понятно, но этим Столыпин довольствоваться не собирался. Она должна будет полюбить его, пускай и не так же беззаветно и глубоко, как он её. Разве мужчина не должен быть во всём сильнее? В том числе в любви.
Он уехал в Орёл, счастливый и страдающий, ещё радостный, но уже тоскующий. Впереди было целое лето, и как жаль, что они проведут его не вместе! Но успокаивала и согревала мысль, что это последнее лето, какое проведут они раздельно. Осенью они станут супругами, соединят свои жизни, и только смерть разлучит их когда-нибудь.
Едва добравшись до дома и поздоровавшись с отцом, он присел написать письмо: « Дорогая Ольга Борисовна Столыпина! Да-да, именно так и никак иначе — привыкай, моя милая, моя ненаглядная Оленька!..». Набросав пол-листа приятных нежностей и сообщив, что хорошо доехал, он вернулся из фантазий к реальности. Навестил сестру, что была на сносях и готовилась к рождению первенца. Сходил получить отметку в отпускной билет, что прибыл по заявленному в прошении месту. Потом Саша опять начал дёргать его к каким-то знакомым — у младшего брата была удивительная способность заводить всюду литературные компании, организовывать вечера и втягивать туда Петю, которого справедливо считал умным собеседником и гордостью семьи: в точных науках тот всегда мог подробно разъяснить что-нибудь и развеять людские заблуждения, вроде того, что земля — плоская.
Петя пытался заодно и заниматься на каникулах, разбирая тот материал, что упустил в Петербурге. Когда вечером не намечалось свидание и не было перспективы увидеть Ольгу, ему спокойнее сиделось на месте. Вернулось умение концентрироваться и погружаться в чтение. Учёба напоминала, правда, что надо бы писать прошение
' Его Превосходительству Г-ну Ректору С. Петербургского Университета студента IV-ого курса Физико-Математического факультета Естественного отделения Петра Столыпина
Прошение
Честь имею ходатайствовать перед Вашим Превосходительством о разрешении мне вступить в брак с дочерью Почётного Опекуна, Гофмейстера двора Его Императорского Величества, фрейлиною двора Ея Императорского Величества, девицею Ольгою Борисовной Нейдгард' [4].
На следующий день послание было отправлено, и Петя стал ждать ответа. Конечно, это должно занять несколько дней, не всё решается быстро. Лишь бы в его пользу! Но время тянулось, и он по-прежнему отвлекался занятиями и письмами к Ольге. Она тоже прислала ему весточку, отругав, что нельзя заранее называть женою и своей фамилией — ведь можно спугнуть, сглазить!
И вот, больше недели спустя, на его имя пришла депеша из Санкт-Петербургского университета. Дрожащими руками открыв её, Петя прочёл: « Студенту IV–ого курса Физико-Математического факультета Естественного отделения С. Петербургского Университета Петру Столыпину в прошении о разрешении на вступление в брак ОТКАЗАНО».
Примечания:
[1] A la carte — возможность выбирать отдельные блюда из меню, это было не во всех ресторанах, часто они работали по принципу «табльдот» — комплексного обеда, как сейчас бы сказали «бизнес-ланча»
[2] В те времена среди студентов бытовало убеждение, что занимающиеся естественными науками изучают что-то важное и реальное, полезное, настоящую науку, а учащиеся историко-филологического факультета занимаются ерундой, среди студентов-естественников слово «филолог» считалось ругательством.
[3] Упоминавшаяся выше княжна Вяземская
[4] Приводится дословно написанное рукой П. А. Столыпина прошение от 26 июня 1884 года
Глава ХХ
Предупредив только отца и брата, ничего не написав Ольге, Петя собрался и отправился в Санкт-Петербург. Это не было совершено в приступе гнева, порывом — нет, он тщательно обдумал всё и поехал. Передумал ли он отчислиться из университета, если это понадобится ради брака? Нет. Но Столыпин хотел знать, почему отказано и можно ли это исправить? Ощущая несправедливым решение, он был готов признать, что это не так, если ему предоставят объяснения.
Студенты находились в отпусках, да и преподаватели тоже — здание бывших двенадцати коллегий Петра Великого супротив природы впало в спячку летом. Столыпину удалось найти ректора дома. Извинившись за беспокойство, он испросил у него аудиенцию. Протянул подписанное рукою того решение.
— Отчего мне отказано, Иван Ефимович?
Тот, надев очки и прочтя поданное, не видя в том своей вины, сказал:
— Оснований для исключения из правил не было найдено.
— Неужели любовь — совсем не основание?