Отчим. Куколка для Монстра
Шрифт:
Не заметила при знакомстве, что между матерью и Горном было «хорошо», он лишь позволял ей быть рядом с ним, а она, как преданная болонка, путалась между ног.
— Я думаю, всем стоит остыть и выпить чаю. Зеленый, успокаивающий. — Вальтер влез с советом, а я ничего уже не слышала и не видела.
На глазах пелена слез обиды, лицо Дмитрия расплывается, его ставшие черными глаза смотрят с тревогой, мать что-то говорит, еще немного — и я упаду в обморок. Нет, этого допустить нельзя. Выпускаю салфетку из рук, впиваюсь ногтями в кожу, прикусываю
— Я ненавижу вас всех! Вас всех, вместе взятых! А тебя, мать родная, больше всех. Ты не мать, ты… ты тварь… Чтоб ты сдохла! Лучше бы ты тогда погибла, а не отец!
??????????????????????????Слова дались с трудом, в них горечь, злость, обида, моя детская боль и слезы. Все то, о чем я думала, но боялась сказать, боялась пожелать, считая, что это неправильно, что так не должно быть.
Развернулась, не дожидаясь ответа, не побежала, пошла с прямой спиной, тяжело ступая, на второй этаж.
— Вита, останься! Остановись!
Дмитрий крикнул вслед, я показала ему и всем за столом средний палец, знак моего презрения и ненависти, знак того, чтобы они катились к херам, желательно сразу все, из моей жизни.
Сдерживаю слезы, в комнату заходить не стала, там совсем расклеюсь и начну рыдать, как маленькая. А кто-нибудь придет утешать, Горн может, это в его стиле. Залезла на чердак, не включая свет, забилась в дальний угол, в нишу, где я играла и строила свой сказочный замок, представляя себя принцессой.
Но принц не спас, лишь прилетел дракон и практически испепелил меня. Странно, но слезы высохли, в голове шум, устроилась поудобнее, опершись на стену, наблюдая, как за круглым окном чердака светит огромная пузатая луна.
Скорей бы уже весна, а лучше надо бы валить отсюда, узнать, сколько у меня денег на счету, они должны быть, и свалить на юг. Купить или снять маленькую квартирку, завести кота или сразу двух, чтобы одному скучно не было.
Оперлась рукой о пол, нащупав неровность доски, она больно царапнула ладонь. Надавила сильнее, но она лишь выскочила из паза. Пришлось достать телефон, включить фонарик и понять, что доска отходит не просто так, это тайник. Как я могла о нем забыть? Папа мне показывал и говорил, что хозяин, у которого он купил этот дом, был чудаком и здесь много тайников.
Убрала доску, посветила внутрь. Железная коробка. Я достала ее, смахнула пыль, после ремонта ее здесь много. Открыла и зажала рот рукой, удерживая плач, там лежали мои детские секретики.
Несколько игрушек из «Киндер-сюрприза», ручка с перышком, блокнот с Барби, кораблик из конструктора, фантики от любимых конфет и даже сами конфеты, жвачка, пластмассовые бусы и браслет, брошюра о поступлении в балетную академию, вырезки из журнала с красивыми, тонкими балеринами.
Посмотрела снова в проем, там было что-то еще. Черная шкатулка и книга. В груди сдавило болью, я поняла, что это та самая книга, которую я искала.
Глава 33
—
— Я уже говорила.
— Начнем сначала, мы ведь никуда не торопимся?
В маленьком тесном кабинете сильно накурено, окно открыто, но даже оно не дает свежего воздуха. На нем решетка, а за ним, снаружи, февральская морозная ночь.
Стол завален бумагами, папками, там же стоит недопитая кружка чая с красной звездой на белом фоне. Мужчина морщится, делая глубокую затяжку, смотрит на меня сквозь сигаретный дым и что-то, не глядя, чиркает в блокноте. Рисует, что ли, понять не могу.
— Это допрос? Вы допрашиваете меня? На каком основании?
— Мне повторить вопрос? Или сказать громче?
Повторять не надо, я девушка не тупая. Но упорно молчу, рассматривая мужика через отросшую темную челку. Ему около сорока, но я бы дала больше. Усталый, обросший и заросший, под глазами мешки — наверняка проблемы с почками на фоне алкоголизма.
Черная водолазка, на спинке стула потертая кожанка-авиатор. Такой стандартный мент, опер, замученный работой и начальством, которое требует больше раскрытых преступлений. А статистика хромает, и все из-за того же алкоголя.
А для меня все происходящее — как второсортное кино или дешевый сериал. Там такие же замученные менты сидят в таких же прокуренных кабинетах и допрашивают вот таких, как я, глупых куриц.
Сейчас он добрый, все так вежливо, почти. Мол, назовите свою фамилию, словно он ее не знает, недавно только крутил паспорт в руках, читая и сканируя каждую страницу.
— Фамилия, имя, отчество?
— Туманова Виталина Робертовна.
Мужчина снова делает жадную затяжку, почти до фильтра, выпуская дым в сторону окна, тушит окурок в переполненной пепельнице:
— Та самая Туманова? Неужели?
Морщусь, опускаю глаза, смотрю на руки, начинает бить озноб. Засохшие пятна крови на руках, одежде, пальцы от нее розового цвета, пытаюсь оттереть, не получается.
Его вопрос про «ту самую Туманову» вполне уместен, фамилия достаточно знаменитая была в свое время.
— Место рождения?
— В паспорте написано.
— Я тебя спросил, Туманова.
— Город N.
— Дата рождения?
— Первое января две тысячи пятого года.
— Совершеннолетняя уже?
— Да.
— Значит, сядешь на всю катушку за убийство.
— Я не убивала! Я никого не убивала! Это я вызвала полицию, это я обо всем сообщила, я не убийца!
Поднимаю голову, смотрю открыто, убирая с лица волосы, срываюсь на крик, слезы наворачиваются на глаза, кусаю губы. Я так хочу, чтобы он мне верил!
Мужик зависает на долю секунды, кашляет, тянется за новой сигаретой. Всегда нравилась мужчинам постарше, даже когда совсем была малолеткой. Не знаю, что во мне так или, наоборот, не так, но удовольствия от этого мало, точнее, одни проблемы.