Отчий дом. Семейная хроника

Чириков Евгений Николаевич

— Неприятно, когда тебе в рот смотрят! Чего не видали? — сердится Зиночка.

Ваня привстал — все пятками засверкали.

Наташа полна чудес и сказок. Все еще опомниться не может. Наслушалась.

— Что ты такая? Что с тобой?

— Ничего особенного… Просто задумалась!

Костя Гаврилов мрачен. Неудачная пропаганда окончательно убедила его в том, что мужик совершенно не пригоден для революции. Ольга Ивановна — тоже.

— Пока Бога из него не выколотишь, — рабом был, рабом и останется…

Ваня не согласен:

— Мужик, покуда в Бога верит, только и годится…

— Для кого годится? Для вас, буржуазии?

— Для дела. Все работаем.

— Кто работает, а кто прибавочную стоимость слизывает, — проворчала Ольга.

— Это кто же, мы —

буржуазия?

— А кто вы такие? Пролетариат, что ли?

Ваня необидчивый, смеется и подшучивает:

— И как вас, господа идеологи, не стошнит от «прибавочной стоимости»? Вы, Ольга Ивановна, целую коробку сардинок съели, а в ней не меньше, чем на гривенник, прибавочной стоимости!

— Налейте стакан чаю!

— Испейте лучше водицы: в ней никакой прибавочной стоимости!

Хорошо покушали, напились чайку, винца хлебнули. Солнышко закатывается, а никто, кроме Наташи, о Граде Незримом не беспокоится. С места не подымешь. Отяжелели. И Град Китеж всем, кроме Наташи, успел уже надоесть. Говорят о возвращении. Ваня предлагает от Семенова почтовым трактом на Нижний махнуть: все кишки вытрясет, если опять проселочными дорогами поедут.

— Поедемте-ка сейчас! Всё видели уж… — лениво позевывая, говорит Зиночка.

Наташа на дыбы:

— Ни за что! Говорили, что с ночевкой, а теперь… Я останусь. Я с дядей Гришей вернусь…

И Ваня, и Зиночка, и Людочка запротестовали: бабушка отпустила Наташу под их ответственность. С Григорием и Ларисой она ее не отпустила бы.

— А я сегодня не поеду.

Согласились переночевать и двинуться завтра утром. Когда стало темнеть, поползли снова к озеру. И снова Наташа ускользнула и затерялась…

Опустилась ночь. Луна то пряталась в облаках, то выглядывала ненадолго и словно путалась: исчезала за темной облачной занавеской, золотя ее бахрому. То темень, то вспышка лунного света. И лес на холмах, и озеро то погружались в темноту, то резко рисовались вдруг в сказочно-волшебном освещении. Когда пряталась луна, ярче вспыхивали звезды и отражения их сверкали в озере и перемешивались с огоньками восковых свечей, плавающих по озеру на обломках древесной коры. И тогда казалось, что на дне озера зажглись огни Града Незримого. С разных сторон приносилось хоровое пение молитв и духовных стихов. Не в храмах ли Града сего поют и молятся праведники? Вокруг озера с возжженными свечами, коленопреклоненно медленно движутся человеческие фигуры. На седьмом кругу припадают к земле и долго остаются в неподвижности: надеются, что Господь сподобит услышать звоны колокольные в Граде Незримом. Редко теперь сподобляются. С того года, как православное духовенство освятило озеро погружением креста и молебствием, а на горе воздвигло свою часовню для ратоборства словесного, никто уже не удостаивался не только зрить Град Праведный, а даже и звоны его услыхать. По лесным оврагам костры пылают, и, как в зареве пожарном, горят лица людей, напряженно внимающих проповедям «учителей жизни»…

Наяву или во сне все это? Быль или сказка?

Чудо давно небывалое люди вымолили: в темноте в безумной радости женский голос прозвенел:

— Слышала! Слышала! Слава Те, Господи!

И потом плач, тоже особенный какой-то. Так не плачут люди от страданий.

И вот Наташа своими глазами увидала счастливую женщину, окруженную толпой странниц. Эта женщина была как полоумная в радости своей, и лицо ее светилось как лицо христианской мученицы, готовящейся принять страдания и приобщившейся ко Христу…

Загудело, как потревоженный улей, все приозерье. С быстротой молнии весть разнеслась о чуде радостном…

Поздно возвращалась Наташа на стоянку, углубленная в свои мистические переживания. Еще издали она увидала под лесом свое становище: здесь ярко пылал костер и в красно-желтом ореоле его четко рисовались силуэты маленьких человеческих фигурок. Подошла поближе и удивилась: Ваня Ананькин, показалось ей, тоже что-то проповедовал окружившим его слушателям, мужикам. Боже мой! Да Ванька напился и мужиков поит… Набрался он в кудышевском отчем доме либерального духа и, как только подопьет, так и начнет революционера

корчить. Жестикулирует, позабывши, что в руке стакан с коньяком, и декламирует:

Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат! Кто б ты ни был, не падай душою… Верь: наступит пора и погибнет Ваал, И вернется на землю любовь… [432]

— Да, вернется! Верьте мне! Без Бога ни до порога! Где любовь, там и Бог!

— Это правильно!

Ночь. Успели мы все насладиться. Что же нам делать? Не хочется спать… [433]

432

Из стихотворения С. Я. Надсона «Друг мой, брат мой…».

433

Неточно цитируемая первая строка стихотворения без названия Н. А. Некрасова (1858). Прав.:

Ночь. Успели мы всем насладиться. Что ж нам делать? Не хочется спать. Мы теперь бы готовы молиться, Но не знаем, чего пожелать. Пожелаем тому доброй ночи, Кто все терпит, во имя Христа, Чьи не плачут суровые очи, Чьи не ропщут немые уста, Чьи работают грубые руки <…>

— Положительно не хочется! Спи, кто может, я спать не могу.

Пожелаем тому доброй ночи, Кто все терпит во имя Христа!

— Во имя Христа! Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь! — Допил.

— Ваня! Перестаньте ради Бога паясничать!

Выползла из палатки Зиночка. Злая.

— Чего собрались? Пьяных не видали?

Испугались. Побрели прочь.

— А ты что? — набросилась на оставшегося.

— Али не узнала? Да я вас сюда доставил! И лошадь моя. Усмирила Ваню. Ямщик под телегу залез. Наташа юркнула в палатку.

А Ваня сидел, пригорюнившись, и тихо напевал:

Не женися, дружок Ванюшка, Если женишься, переменишься… Если женишься, переменишься. Потеряешь свою молодость! [434]

— Замолчишь ты или нет?

Грустно Ване. И сам не знает отчего. Ночка такая тихая, кроткая и печальная.

— А вот я — свинья… Самая подлая свинья!.. — шепчет Ваня, глядя на далекие звезды.

Замолк. Опустил голову на руки. Никак плачет… И жизнь будто хорошая, и с женой помирился, а душа все чего-то просит, чего-то ищет. Недовольна душа. Тоскует о чем-то душа…

434

Народная песня «Как на зорьке было, на заре».

Пришла, запыхавшись, Марья Ивановна. Осмотрелась вокруг и тронула за плечо Ваню:

— У вас все благополучно?

— Слава Богу. А что?

— Ольгу с Костей сейчас арестовали. Повезли куда-то…

— Эх!

Сразу отрезвел Ваня. Разбудил заснувших женщин, разбудил ямщика-мужика:

— Запрягай! Сейчас поедем!

Выползли из палатки испуганные женщины и начали торопливо собирать вещи.

— С дураками свяжешься, сам дурак будешь, — ворчал Ваня и торопил мужика, который лениво почесывался, впрягая лошаденку.