Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
«А вдруг я не люблю его?»
Смотрела в раскрытое окошечко испуганными глазами в синий туман ночи, и слезы сверкали на ее ресницах. Легла на койку, долго потихоньку плакала и не заметила, как заснула.
Проснулась ранним утром от холодка на плечах. Села, прислушалась: под окном точно голубь курлычет. Заглянула в щелку под занавесочку — старик в очках читает, а вокруг толпа слушателей. Прислушалась:
«…Аще ли который человек обещается идти в той град Китеж и неложно от усердия своего поститься начнет, и пойдет во Град и обещается тако: аще гладом умрети, аще ины страхи претерпети, аще и смертию умрети, но не изыти из него, — такого человека приведет Господь силою Своею в невидимый град Китеж. И узрит он той град не гаданием, но смертныма очима, и спасет Бог того человека. Аще же кто пойдет, обаче мыслити начнет симо и овамо, таковому Господь закрывает невидимый град Свой. Осуждение и тьму кромешную приимет всяк человек, иже такому Святому месту поругается. Понеже на конец века сего Господь чудо яви: невидимым сотвори град Китеж и покры его десницею Своею, да пребывающие в нем не узрят скорби и печали от зверя-Антихриста…» [401]
401
Отрывок из апокрифической легенды «Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже» из второй части «Книги именуемой летописец» (1237), дошедшей в виде списка, который был сделан в старообрядческой среде бегунов во второй половине XVIII в. Эту легенду использовал в своем романе «В лесах» (1871–1875) П. И. Мельников-Печерский.
— Невозможно, стало быть, узрить град сей и услыхать звоны в нем колокольные?
«— Все от Милости Божией! Первое дело — усердие. В безмолвии на брегах Святого озера надлежит пребывати. И вот начнет усердного святый брег качати, аки младенца в зыбке. Тогда твори молитву Иисусову и ни словом, ни воздыханием не моги о том ближнему поведать. И егда приидет час блаженным утреню во граде Китеже петь, услышит усердный звон колоколов серебряных. Лежи тогда недвижно и безмолвно, о земном не помышляя. Заря на небе заниматься зачнет — гляди тогда в озеро и, яко в зерцале, узришь золотые кресты, и весь град с стенами, башнями, палатами каменными, княжьими, хоромами боярскими, с теремами высокими. А по улицам града узришь ходящими птиц райских, Алконостами [402]
402
Алконост— в поверьях Древней Руси райская птица с женским лицом, пение которой столь прекрасно, что услышавшие его забывают обо всем.
С широко раскрытыми глазами слушала Наташа про тайны града Китежа и, крестясь на иконку в переднем углу каюты, шептала:
— Господи! Если бы дал Ты мне радость услышать благовест Твой к нам!
Румянилось и золотилось утро. Солнышко умывалось в реке. Поплескивали над ее поверхностью серебряные и золотые рыбки. Плыли и кувыркались белые чайки. И фимиам фиолетовый возносился от земли к небесам…
Глухая сторона. Когда-то в эти места и проезда не было. Как звери дикие, люди по тропам да меткам на деревах пробирались куда надо. Немало тут таких поселков в два-три домика было, о которых никакое начальство не подозревало, не говоря уже о землянках, сокрытых в непролазных трущобах. Леса тянулись на сотни верст по всему левому побережью Волги, захватывая Казанскую, Нижегородскую и Рязанскую губернии. Знаменитый своими разбойниками лес Муромский когда-то входил в эту общую лесную зону…
Беглые из Сибири каторжники, беглые крестьяне помещичьи, беглые от солдатчины, от суда, от гонений религиозных и политических, когда-то почти не отличаемых друг от друга (Бог — царь небесный, царь — Бог земной) — все тянулись спасаться в эти глухие леса, как злодеи разные, так и люди праведной жизни и веры, поломанной сперва патриархом Никоном, а потом Петром Великим [403] .
С незапамятных времен у народа русского, особливо же у людей «древляго благочестия» и всяких искателей истинного Бога и истинной веры, озеро Светлояр, сокрывшее праведный град Китеж от татарвы поганой, святым почиталось. Трудно было пробраться к этому святому месту. Большим это подвигом считалось. Однако никакие трудности не пугали людей Божиих: усердие большое к Господу было, много скитов праведной жизни, тайных, здесь понастроили, и был в тех скитах приют для всех гонимых…
403
т. е. староверы.
Теперь от Нижнего до городка Семенова [404] , что верст на двадцать от Святого озера находится, почтовый тракт проложен: все леса им насквозь перерезаны. Да и леса уже не сплошные, а огромными островами, а на островах тех и проселочных дорог немало понаделано, потому что деревеньки как из игрушечных домиков понастроены, по-старинному — с резьбой на ставнях, на крылечках, на воротах, с крестами да с петушками на коньке крыш. Никуда теперь от начальства не спрячешься. А все-таки и теперь еще такая глушь в этих местах, что никакая культура туда и носа не показывает. И живут здесь люди, похожие на детей или дикарей: робкие, пугливые, твердо верующие не только в Бога и черта, а и во всякую нечисть лесную — в леших, в кикимор, в лесачих (лесных девок развратных), в оборотней из человека в зверя. Лес живет и растет тут вместе с человеком. Лесные люди. От лесов и кормятся: из дерева всякую утварь и посуду выделывают: чашки и ложки, корзины, бочонки и кадки, сундучки, туесы берестовые, лапти лыковые, игрушки детские, кору дубовую и липовую дерут, грибы белые сушат, грузди солят…
404
Семенов— город в Нижегородской губернии на реке Санахте. Возник в начале XVII в. как поселение старообрядцев. В конце XIX — начале XX в. центр старообрядчества, единственное место в России, где изготовлялись лестовки-четки для старообрядцев. К востоку от города располагается озеро Светлояр.
А плутоватый скупщик ярославский по лесам своим караваном тянется да за гроши скупает или обменивает на гвозди, спички, керосин или инструмент разный все эти заготовки и богатеет, в купцы второй гильдии вылезает.
Как ни стараются люди городские, земские, темных лесных людей просветить — толку мало получается:
— Нам это не в надобе! И так проживем!
Дети с малолетства родителям помогают дерево обделывать, чтобы ремесло перенять. Школа одна верст на пятнадцать в окружности. Хорошо, если деревенька близко от школы. А походи-ка зимой, в лютые морозы за десять верст в конец!
Зато в каждой семье свой грамотей имеется: по церковно-славянскому писанию и чтению. На досуге соберется вокруг такого грамотея вся деревенька и слушает «божественное». Не все понимают — слова-то больно мудреные, но это не мешает чувствовать силу и мудрость Слова Божьего. Есть и церковки в лесах этих кое-где, верст на сорок друг от друга, да пустуют: народ здесь больше — потомки староверов да сектантов разных, от государственной церкви отбившихся. Град Китеж у них свой — «Новый Иерусалим». Под Иванов день (память дня сокрытия чудесного града Китежа) бросают работы и все по-праздничному одетые толпами бредут на Светлый Яр. Дома только самые старые да самые малые остаются.
Не любят здесь господ любопытствующих: сами и в Богато не веруют, а все выпытывают, хитрят, подглядывают. Разрядятся и ходят вкруг Светлого озера, как на ярманке. Как на гульбище, а не в святом месте!
Дивуются лесные люди: ноги тоненькие, штаны узенькие, башмачки на барышнях — словно копытца чертовы. И что лезут? Взять бы метлу да по задам-то их, по задам!
Много стало любопытных господ приезжать. Из святого места себе забаву делают… На тройках с колокольцами! Смеются, кричат…
А нынче из городов большой съезд всяких правдоискателей.
Все растерялись в толпе странников. А Наташа нарочно поотстала, чтобы никто из своих не мешал и не надоедал разговорами… У Наташи новое необычайное настроение — ощущение чудесного, ощущение светлое и радостное.
Точно сказка превратилась в правду вдруг…
Удивительно красиво Святое озеро в рамке зелени и холмов, поросших старыми соснами и березами! Холмы и берега озера усеяны, как копошащимися муравьями, странниками и странницами в старинных народных домотканых сарафанах, платках и шалях. Ярко и пестро. Господи, каких только людей здесь нет! То похожие на апостолов и мудрецов, то на берендеев из «Снегурочки» [405] , то словно с картин Нестерова [406] сюда слетелись. Не то мужики, не то переряженные профессора: в совиных очках, с толстыми книгами в старинных переплетах. Монахи, юродивые, слепцы, нищие, больные, калеки, старухи, молодухи, девушки застенчивые. И все изумительно: и одежда, и лица, и духовное пение, и разговоры божественные.
405
«Снегурочка» — пьеса (1873) А. Н. Островского, действие которой происходит в Берендеевом царстве.
406
НестеровМихаил Васильевич (1862–1942) — живописец и общественный деятель. Один из самых крупных представителей православного искусства конца XIX — начала XX в. Участвовал в Товариществе передвижных художественных выставок и был одним из членов-учредителей «Союза русских художников». Расписал Марфо-Мариинскую обитель в Москве, Владимирский собор в Киеве и др. Наиболее известные картины Нестерова — «Видение отроку Варфоломею» (1889–1890) и «На Руси» (1916). Был членом «Союза Русского народа». После революции 1917 г. показал себя как большой мастер психологического портрета (портреты хирурга С. С. Юдина, архитекторов А. В. Щусева, В. И. Мухиной и др.).
Взобралась на холмы. Тут что-то особенное делается… Спорят! Два старца: один лысый, другой весь волосами оброс, только глаза из-под нависших бровей сверкают. Удивительно на Льва Толстого похож!
Наташа пододвинулась к бабам, поближе к этому двойнику Толстого и стала слушать… Сначала что-то смешное… Но надо быть серьезной, как все другие.
Слушает и дивится Наташа: точно по-своему «женский вопрос» разрешают!
— Вот ты говоришь, что весь грех на земле от женщины, а…
— Правду говорю, отец! Недаром пословица-то говорится: где черт не сможет, там ему баба поможет…
— Лучше бы нам, гордый человек, не поминать черта ибо пребываем мы в месте святом, под стенами Града Незримого…
— А посему нам и не следует черта бояться. А я так полагаю: раз Бог допустил черта на землю к людям, так от него никуда не спрячешься. Потому и сказано: где Бог, там и черт! [407]
— Не от него ли ты и разговариваешь, что женщину, тварь Божию, срамишь? — спросила богомолка обиженным голоском.
— Верно! — произнес похожий на Толстого. — Не Бог ли сотворил женщину? Выходит, что ты Бога осуждаешь?
— Неверно говоришь! Я Бога не задеваю… Он же и гадюку сотворил. Я только объясняю, что и черт, и баба у Бога на одной должности…
Обиженный бабий голосок вставил из-за спины волосатого старика:
— А кто твоя Праматерь? Прародительница? Ева же, поди?
— Ева.
— А ведь тоже баба была, как все мы, грешные…
— Вот что отвечу тебе, женщина: не равняй себя с Евой! Не греши!
— Да ведь баба же она, как все мы?
— Неверно говоришь. Два сапога, да не пара. У тебя, женщина, на брюхе — пуп, а Ева пупа не имела. Она — не рожденная, а сотворенная. А у вашего отродия завсегда на брюхе — пуп!
— Да ты что, видал Еву-то?
— Неразумная! Погляди, как Ева на образах пишется! Пишется без пупа, а у тебя — пуп, печать греха райского, смертного!
— Да сам-то ты без пупа, что ли?
— Верно: пуп имею. Только скажи, кто виноват этому? Я тоже рожден, а не сотворен. Это вы себя в гордости творением Божиим именуете, а я не называю: через Еву и я во грехе рожден. Значит, Ева, женщина, повинна в этом сраме…
— У них во всем баба виновата! Что же Адам-то махонький был? Не знал, что делал?
Вылезла вперед похожая на черную галку старуха:
— А про Матушку-Владычицу позабыл? Тоже рожденная, а не сотворенная, а в раю по правую сторону самого Христа восседает!
Постукала в землю батожком и погрозила костлявым пальцем:
— Она, хотя и женщина, а в раю пребывает, а мы с тобой неизвестно, куда попадем. Не попасть бы тебе, старик, на колени к Вельзевулу, рядком с Иудою… [408]
Похожий на Льва Толстого снова заговорил:
— Истину святую сказала старушка Божия. Если через женщину прегрешаем, так через нее же часто и спасаемся. Только твое маловерие и гордыня дозволяют тебе хулить женщину!
— Что мы, бабы, не люди, что ли?
— Помолчи, женщина! Дай сказать старцу праведному…
— Вспомни, маловерный, сколь женщин мученическую смерть за веру приняли и сколько их во святых пребывает! Не считано еще, кого больше в раю пребывает: мужеска или женска пола…
— Вот то-то, что не считано. Да и не видано. Я в раю не бывал, не считал. А вот что известно: когда праведник в пустынях спасался и дьявол ничем соблазнить его не мог, так он всегда бабу выставлял вроде как туза козырного. Возьми святого Антония! [409] Все искушения дьявол ему навязывал, не подействовало, а напоследок бабу
— Лжешь! Вспомни про жития многих женщин, целомудрия ради смерть приявших, венцом святости украшенных и к лику святых сопричисленных! Про жену благоверную Иулианию слыхал? Во имя ее и сейчас собор в Торжке красуется [410] . Про мученицу Фомаиду слыхал? [411] Смерть прияла, защищая целомудрие свое, и на могиле ее чудеса совершалися: блудники, как мужеска, так и женска пола, исцеление получали, к праведной семейной жизни возвращались. А слыхал ли про преподобную деву Марию, в мужестем образе Марином именуемую? А ведь все они во святых пребывают, хотя пуп имели…
— По вашей вере столько святых выходит, что в раю и места не хватит. А кто у вас во святые производит? Бог? Нет! Производит правительствующий Синод да царь, сами себя благочестивейшими и святейшими нарекшие. С Анной-то Кашинской как вышло [412] ? Сперва ко святым причислили, потом отчислили, а ныне снова во святые пожаловали. А по-нашему — все люди на земле обязаны праведно жить, и никакой заслуги и святости тут нет. Всяк живи праведно, вот рай на землю и снизойдет, и будет Воля Господня яко на небеси, тако и на земли, о чем в молитве просим…
— Как же ты можешь такое неподобное про наших святых говорить?
— А что? Урядника позовешь?
Лысый старик махнул рукой и, взвалив мешок на спину, пошел прочь, в лесные овраги. За ним стали расползаться и его единомышленники. Остались около волосатого старца бабы одни, и он начал им повествовать про преподобную Марию, иже в мужестем образе Марином именуется [413] :
— Жил некогда в Вифании муж праведный Евгений. Имел он супругу благоверную, зело Бога боявшуюся, и оба земно скорбели, что не дает им Господь детей. Особливо же скорбел о сем Евгений. И вот Бог дал им дите, Марию, но призвал к себе мать ее. Преставилась после родов дочерью. Идут года, а Евгений скорбит по утрате своей и не находит утешения. Вот и Мария уже отроковицею стала, а несть ему утоления печалей. И вознамерился Евгений оставить мирскую жизнь и уйти в монастырь. И рече:
— Возлюбленная дочь моя, Мария! Все достояние свое отдаю в руци твоя, сам же ухожу в пустыню ради спасения души своей. Несть бо мне радости другой в жизни, как послужить Господу…
И глаголаша ему отроковица мудрая:
— Отче! Почто сам хощеши спастися, меня же погубити в богатстве твоем? Возьми меня с собою послужить Господу!
— Како сие возможно, неразумная! Аз иду в мужеск монастырь, ты же еси женска пола. Не можешь со мною быти, ибо женским полом диавол брань на рабы Божие воздвигает.
Она же отвещает отцу своему:
— Не девою вниду в обитель, но остригоша на главе власы своя и облекошеся в мужския одеяния, никому же ведующу, что женска пола есмь…
Тако и свершили. Евгений роздал все достояние свое бедным, и пошли они в обитель. И содеялась Мария отроком Марином. Егда Марин подрос, великое смущение вселилось в сердца братии: почто у отрока Марина не являхуся власы на устах и браде. Но мниша, по раздумий, что от подвига то тяжелого, от плоти изнуренной, не растут власы, и голос инока тонок, яко у женщины. Егда Евгений скончался, инок принял постриг и пребывал в великом почтении у игумена и всей братии за свою чистоту, смирение и братолюбие. И вот случилось единожды пойти иноку Марину с тремя братиями на поля монастырские потрудиться над сбором урожая. От восхода до захода солнечного иноки трудились на полях, ночевать же приходили в гостиницу, хозяин которой имел дочь, деву лет возрастных, грехом плотским обуреваемую. И возгорелась та дева грехом блудным ко иноку Марину, зело бо с лица был прекрасен, и, яко жена Пентефрия — Иосифа, стала склонять ко греху Марина прекрасного. Марин же, не открывая ей тайны естества своего, оставался к ней хладен и не внимал к соблазнам ее. И вот, желая попалить Марина ревностию и завистью, блудная дева предалась плотию другому иноку. Когда же зачала во чреве своем, то возвела клевету на инока Марина. Побив плетию дочь свою, гостинник прийде и поведаша игумену о блудодействии инока Марина. Разгневался игумен на гостинника, ибо неподобное сказаша на чистого духом и плотию возлюбленного инока. Призваша инока и вопроша:
— Правда ли?
Инок же Марин, пожелав приять страдание за брата своего и злословие блудницы, яко новый подвиг, отвещав игумену:
— Тако, отче. Аз, грешный, подлинно свершил мерзость сию!
Зело разгневался игумен и вся братия с ним:
— Изыйди, нечистый блудник, из стен обители, недостоин бо слуга диавола пребывать среди слуг Божиих!
И вот изгнан бе Марин за врата монастырские со срамом велием и нача жити, яко нищий, у стен обители. Истинный же виновник, мучимый совестью своей, тайно питал Марина остатками трапезы. Яко зверь дикий, жил Марин в пещере, на молитву же приходил к вратам и стоял здесь в коленопреклонении часы многие. Егда дева блудная родила младенца, гостинник принес его к монастырю и, поймав инока Марина, сказал:
— Возьми плод блудодействия твоего!
Так преподобная дева Мария стала и матерью, и отцом младенцу и возлюбиша чадо чужое вдвойне: яко мать и отец. И дивились иноки великой любви той, и, воспылав жалостию, стали просить игумена да простить Марина.
И устыдися злобе своей игумен и прияша Марина с младенцем в обитель, яко привратника вратам монастырским. Егда младенец подрос, красотою подобен матери блудной своей, Марин отдал его обители и стал младенец тот отроком Виталием. Пребывши в трудах и великом подвиге до старости, Марин скончался и при омовении тела усопшего сокрушились все тайны и вся ложь и клевета человеческия, ибо Марин оказался женска пола. И сокрушились сердца всех клеветников и всех, иже с ними. И придоша к телу умершей Марии истинные блудники и с рыданием велиим покаишася пред всей братией… Немалый подвиг свершил и Виталий преподобный. Яко рожденный от блудницы, великою жалостию воспылал он ко всем блудницам. Жил он в Александрии в великом труде и, скудно питаясь, отдавал заработок свой блудницам, с условием пребыть каждой едину ночь чистою от греха. Переписах всех блудниц во граде Александрии и ходяща по очереди к ним на ночлег, всю ночь молился, по утру же уходил на работу. И тоже великий позор и клеветы приял на главу свою.
Едина от блудниц воспылала грехом блудным к праведнику. Прияв его дар, в нощи помыслила соблазнить праведника, не успев же в сем, оклеветала Виталия, рекоша, что для блуда ходит он по блудницам. А егда преподобный скончался, истина раскрылась. Сошлися к телу усопшего все блудницы со града Александрии и с рыданием проводили его до могилы. Пришла и оклеветавшая и покаялась…
Вот и зрите, православные: подвиг во спасение нашед преподобный Виталий не токмо чрез женщину праведной жизни, а даже чрез блудницу! А еретик к бабьему пупку привязался!
407
В этом утверждении Чириков опирается на существующие в русском языке фразеологизмы, пословицы, поговорки, где эти два явления «уживаются» рядом («Около святых черти водятся»; «Где Господь пшеницу сеет, там черт плевелы»). Сам писатель в одном из своих, созданных уже в эмиграции рассказов («Лесачиха») так определит эту особенность русского национального духа: «Где Бог, там и Черт, где святость, там и чертовщина. В этом бездонная глубина народной мудрости… Неважно, как называются два извечно борющихся в душе человеческой начала — Добро и Зло, это все преходящее, но важна религиозность, проявляющаяся в этой поэтической форме» (Чириков Е. Н.Зверь из бездны. СПб., 2000. С. 415–441).
408
Вельзевул — имя древнего западносемитского божества Баала, один из злых духов, сподручных дьяволу; часто отождествляется с самим дьяволом (Мф. 12, 23–24).
409
Антоний Великий (около 251–356) — раннехристианский подвижник и пустынник, основатель отшельнического монашества. В пустыне, куда он удалился после жизни в миру, был много раз искушаем дьяволом, который склонял его к плотскому греху, то запугивал явлением страшных чудовищ, то наносил тяжкие телесные раны, но святой преодолевал все силой молитвы. Легенда послужила источником многих литературных и живописных произведений — философско-драматической поэмы в прозе Г. Флобера, гравюры Ф. Калло, триптиха И. Босха, картин П. Брейгеля и С. Дали.
410
Иулиания (Ульяна) Вяземская (ск. 1406) — княгиня, мученица, почитается как образец супружеской верности. Ее муж, вяземский князь Симеон Мстиславич, служил смоленскому князю Юрию Святославичу, который, будучи прельщен красотой Иулиании, воспылал к ней страстью и пытался склонить ее к прелюбодеянию, но она оставалась непреклонной. Убив Симеона, Юрий попытался насильно овладеть княгиней, которая, защищаясь, ранила его ножом. Разъяренный Юрий изрубил ее тело мечом и велел бросить в реку. Весной во время ледохода один крестьянин увидел в реке плывущее тело Иулиании и услышал голос, повелевающий предать ее погребению. Исполнив повеление, он чудесным образом исцелился от мучившего его недуга. Гроб с останками святой был поставлен в Спасо-Преображенском соборе Торжка, и над местом захоронения установили раку. Молясь перед мощами святой Иулиании, многие больные получали исцеление. К началу XIX в. над ракой был устроен придел с престолом во имя святой Иулиании. Новый Преображенский собор, посвященный святой, был построен в 20-е гг. XIX в., а в 1906 г. был устроен пещерный храм ее имени. После событий 1917 г. Преображенский собор в Торжке закрыли, ее мощи перенесли в еще действовавшую церковь Воскресения в Прутне близ Торжка. Но этот храм закрыли в начале 1930-х гг., и мощи были утеряны.
411
Фомаида родилась в Александрии в благочестивой христианской семье. В 15 лет была выдана замуж и стала жить в семье родителей мужа. Свекр Фомаиды, по дьявольскому наущению, пленился ее красотой и, когда его сын ушел ночью на рыбную ловлю, стал склонять невестку к греху. Разъяренный ее твердостью, старик в безумии схватил меч и стал угрожать ей смертью, но Фомаида оставалась непреклонна. Тогда свекор рассек ее тело надвое, но тут же убийцу постигла Божья кара — он мгновенно ослеп. Утром пришедшие друзья мужа нашли тело Фомаиды и окровавленного слепого старика, который сам сознался в своем злодеянии и просил осудить его на смертную казнь. В то время в Александрию пришел из пустынного скита преподобный Даниил. Он велел монахам ближнего Октоденатского монастыря похоронить мученицу в монастырской усыпальнице. Некоторые из монахов недоумевали, как можно хоронить женщину вместе с монахами, на что преподобный Даниил ответил, что эта женщина умерла за свою чистоту. После погребения преподобный Даниил возвратился в свой скит. Вскоре один из молодых монахов стал жаловаться ему, что его мучают плотские страсти. Преподобный Даниил велел ему пойти и помолиться у гробницы святой мученицы. Монах сотворил молитву, помазался елеем от лампады, горевшей при гробе мученицы, и после мирного сна ощутил себя совершенно свободным от плотской страсти и больше никогда не был ею смущаем.
412
Анна Кашинская (1278–1368) — жена тверского князя Михаила Ярославича. После гибели в Орде мужа и двух старших сыновей Анна постриглась в монашество в тверском Софийском женском монастыре под именем Евфросинии. Затем переселилась в Кашин, в Успенский женский монастырь, где в схиме ей было возвращено мирское имя — Анна и где она скончалась и была погребена. В 1649 г. Собор в Москве причислил ее к лику святых, но в 1677 г. патриарх Иоаким созвал в Москве Малый собор архипастырей, который запретил почитать ее как святую, как было сказано, из-за расхождения ее жития со Степенной книгой и летописцами. Однако истинной причиной оказалось то, что на иконе Анна изображалась с рукой, сложенной в двуперстном крестном знамении. Но уже со второй половины XIX в. стали возбуждаться ходатайства о восстановлении ее почитания. И в 1908 г. Синод разрешил восстановить церковное почитание Анны Кашинской, назначив днем поминовения 12 (25) июня.
413
Преподобная Мария жила в начале VI в. в Вифинии (северо-западная область Малой Азии). Мощи святой были перенесены в Константинополь, а оттуда в 1113 г. увезены в Венецию.
Брачный сезон. Сирота
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
рейтинг книги
Жизнь мальчишки (др. перевод)
Жизнь мальчишки
Фантастика:
ужасы и мистика
рейтинг книги
