Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
Людочка за свои пароходы обиделась:
— Папа нам весь первый класс тоже отдает. И пароход «Аввакум» очень чистый и быстроходный. Может быть, у вас вместо пароходов корыты и калоши, а у нас старинное пароходство…
— То-то вот больно старинное. Для Суры [398] , впрочем, ладно. У вас народ неторопливый…
И тут Людочка без ответа не оставила:
— На Алатырь по Суре — самый близкий путь до Лыскова, и притом Сурой по воде побежим, а Волгой — против воды, трое суток надо на вашей «Стреле» ползти.
398
Сура —правый
И Коля Гаврилов, и Ольга Ивановна, и Марья Ивановна, и Сашенька находили, что без пассажиров ехать неинтересно:
— Странники-то и есть самое интересное!..
Долго упирался Ваня.
— Как хотите. Мы и одни можем…
— Я хочу со всеми… Одна не поеду! — капризно заявила Зиночка.
— Тогда вальнем все на «Аввакуме»! Я человек компанейский… Для буфета у меня полный ассортимент!
Людочка торжествовала. За ней пришлют тройку из Алатыря. Теперь всем места хватит.
Началась война с бабушкой за Наташу. Бабушка не соглашалась. Ни слезы, ни мольбы на нее не действовали:
— Что-нибудь одно: либо замуж выходить, либо подол трепать!
— Ну и не надо! Не желаю замуж!.. А поеду в Китеж…
— Ну, а я плюну на вашу свадьбу и уеду в Алатырь!
Наташа так взлелеяла мечту об этой поездке, что никакие угрозы бабушки не действовали.
— Что же, я такая скверная, что меня нельзя с глаз выпустить?
— Кабы ты была скверная, так я рукой бы махнула: поезжай куда хочешь! Тебя берегу!
— От кого?
Тут уж все обиделись. Все — на бабушку!.. Вздохнула бабушка и сдалась… Общее ликование. Суматоха. Смех. Поцелуи.
— Ура! Бабушку победили…
А бабушка сидит в кресле грустная и задумчивая: устала вдруг сражаться, опустились, как крылья, руки.
— Нет. Уж, видно, помирать мне пора…
Наташа порывисто обнимает и крепко-крепко целует бабушку. На глазах у обеих слезы. Шепчет, глотая слезы, бабушка внучке: «Одна ты у меня, вот и боюсь: отнимут…»
— Кто, бабуся?
Молчит. Кто? Как их назовешь? Все эти — новые, чужие, далекие, дерзкие, безбожные, бессовестные, развратные… Вон что сделали с Зиночкой-то, не узнаешь: и курит, и водку пьет, и неприличное рассказывает… И не подумаешь, что из старого дворянского рода… На арфистку какую-то стала похожа. Ванька ее по ярманкам с собой таскал, всю пакость ей показал человеческую. Насмотрелась и наслушалась всякой гадости… Всегда с собой гитару возит…
Поймала Сашеньку и шепнула:
— Ты уж присмотри за Наташенькой-то!.. Только на тебя и надеюсь… Я дам свою пару, вас с Наташей Никита повезет. Боюсь я этих купеческих лошадей: и ямщики, и лошади бешеные… Ох, поскорее бы уж провалились!
«Провалились» только на другой день под вечер.
Четыре тарантаса из ворот барских выехали. Звону — как на Пасхе! Дуги расписные, шлеи на лошадях — кованые, вожжи — ременные, лошади одна к другой подобраны, тарантасы просторные, ямщики нарядные, молодые да еще и навеселе.
Народу у ворот сбилось — не проехать. Визг и писк бабий, гогот мужичий, смех и ругань. Как рванулась
Загикали ямщики. Заклубилась золотая пыль под колесами. Засверкали подковы, землей высветленные. Погнались деревенские собаки… Запели хором малиновым колокольчики, посыпались серебром бубенчики по дороге, под собачий аккомпанемент. Пристяжки наотмашь, галопом скачут, а коренники высоко головы вскинули, широкие груди вперед подали и мелкой рысью жарят. Словно танцуют лошадки под музыку. Встречные телеги мужицкие — в стороны кидаются. Мужики шапки неуверенно приподнимают: может, начальство какое…
— Господа разгуляться поехали!
Наташа сердится на Никиту: отстает. А тот урезонивает:
— Барышня милая, разя за ними угонишься? Поспеем. Вишь, пылищу-то какую подняли? Задохнешься! Надо либо впереди ехать, либо отстать подальше.
— Обгоняй всех!
Попробовал Никита объехать — куда тут! Обиделись ямщики купецкие, — не дают ходу. Ванька хохочет, платочком помахивает: прощайте, дескать!
— Тише едешь, барышня, дальше будешь!
Отстали на версту. Только через час, когда в лес въехали, нагнали. Шагом все поползли. Пристяжки на ходу листочки с березок и кустиков пощипывают. Колокольчики точно устали: лениво позванивают на разные голоса. Ямщики идут рядом с тарантасами. Махорочкой от них на весь лес попахивает.
Но вот сбежались вылезшие пассажиры, все с цветочками, подумаешь, что за этим делом только и вылезали. Поскакали на свои места. Свистнул передний ямщик, и снова музыка по лесу полетела…
Вылетели из лесу — ширь зеленая и голубая раскрылась, радостная, солнечная, сверкающая. Как море — небеса, как море-степь хлебная, шелком золотистым переливающаяся. Чуть-чуть слышно через музыку колокольчиков, как в небесной выси жаворонки от радости захлебываются… Простор и радость в душу льются.
Никита песенку запел:
Калина с малинушкой рано расцвяла, В энту пору-времячко мать дочь родила… В энту пору-времячко мать дочь родила, Не собрамшись с разумом, замуж отдала… [399]Прислушалась Наташа и про себя подумала. Скоро замуж. Грустно-грустно сделалось ей вдруг. Даже слезка выкатилась…
Рассержусь на мамыньку, на родимую, Не приду я к мамыньке ровно три года… На четвертом годике пташкой прилечу, Сяду я на веточку в зеленом саду… Сяду я на веточку в зеленом саду, Пропою я матушке про тоску свою…399
Русская народная песня, бытующая в нескольких вариантах. Чириков приводит вариант, распространенный на Волге.