Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
— Да будет Воля Твоя яко на небеси, тако и на земли!
— На Бога надейся, а сам тоже не плошай!
Вмешивается старичок подслеповатый, дальний, со скитов черемшанских:
— Нет ее, правды, на русской земле, — правильно. Одначе должна прийти она. Вот какое видение имел у нас один старец жизни праведной…
Блуждал он около Волги, в пещере жил и ягодой питался. Вот раз ползает по травке в тех местах, где разбойник Стенька проживал, и слышит стон, такой стон, что у старца душа заболела. По стону слыхать, что великое страдание где-то человеческое поблизости свершается. Вот и пошел он на этот стон человеческий. Прошел мало ли, много ли, видит человек на земле в кустах лежит, а на груди у него птица — орел двухголовый — сердце ему терзает, инда кровь ручьем бежит. Слезами жалости восплакал старец, Божий угодник, и взмолился: «Господи! Почто послал муки такие человеку незнамому?» И вдруг
418
Чириков собирал волжские легенды о Степане Разине. Некоторые из них, например «Стенькина казна», он включил в сборник «Волжские сказки» (М., 1916). А в брошюре «Народ и революция» (Ростов-на-Дону, 1919. С. 13) он указывал: «Существует любопытная волжская народная сказка о втором пришествии Стеньки Разина, проливающая, как мне думается, свет, некоторый свет и на современные события и роль народа в этих событиях… Происхождение этой сказки, как мы видим, связывается со временем, близким к 60-м годам прошлого столетия. Приведенный наказ Стеньки Разина оповестить обидчиков о своем втором пришествии наглядно свидетельствует перед нами, что 60 лет тому назад, во-первых, — народ считал себя обиженным, во-вторых, — ждал для себя „правды“, а в-третьих, — политическое сознание его стояло все на той же стадии развития, как и при Стеньке Разине». Подробно эту легенду Чириков пересказывает в сказке «Бич божий».
— Так оно и должно быть, потому что одной молитвой ничего не сделаешь, — вмешался стоявший за спиной Синева Костя Гаврилов. — Правда-то к нам с Креста, на котором Христа распяли, пришла, кровью Христа она была куплена. Кровью только кривда и смоется, господа!..
Посмотрели люди Божии на Костю: с виду свой, а речь барская, и с лица больно нежный, чистенький.
— А как же, по-твоему, правду-то искать?
— Да вот так же, как Стенька Разин искал!
Замолчали. Покашливать стали, исподлобья на Костю поглядывать. Потом старичок подслеповатый сказал:
— А почему такое страдание Господь назначил разбойнику сему? Столько веку прошло, а все сердце ему клюет птица-орел? А потому, что много крови человеческой пролил! Не прощается это, господин хороший… Ибо сказано нам: «Не убий!..» [419]
— Для дураков это и сказано. Чтобы на царствие небесное надеялись, а на земле в рабстве у царя, у помещиков да у попов оставались!
Сразу все возроптали. Синев за рукав Костю незаметно дернул: помолчи, дескать! Но было поздно — всех возмутил:
419
Мф. 5,21–22: «Вы слышали, что сказано древним: не убей; кто же убьет, подлежит суду».
— Стало быть, Христос это для обману сказал?
— Не Христос, а Моисей это сказал! Он же сказал: «Око за око, а зуб за зуб…» [420]
— А ты что, Моисеева закона, что ли?
— Зря, господин, народ мутишь! Христос сказал нам по-другому. Вам, говорит, сказано: «Око за око и зуб за зуб», а я говорю: «Кто ударит тебя по щеке, подставь ему другую» [421] , и когда в садах Гефсиманских апостол Петр меч выхватил, Господь сказал ему: «Не смей! Взявший меч от меча погибнет!»
420
Одна из заповедей, которые
421
Мф. 5, 39: «Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Яговорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
— Ты сам что же, новой веры какой, что ли? Нехристианской?
— Лапти-то надел, а видать, что барин!
— Вот за такими-то надо бы урядникам смотреть, а они заместо того к нам привязываются…
Подтолкнул локотком Синев спутников, и те поняли, что лучше им помолчать, а сам заговорил, успокаивать начал:
— Не следует властей в разговоры впутывать! И так лезут, а ежели еще сами будем им помогать, так лучше совсем в молчании ходить…
— Язык-то без костей! Ушли уж… Сами не понимают, что болтают…
— Верно. Язык мой — враг мой…
Струсили-таки Костя с акушеркой. Юркнули в толпе и покинули овраги. Потом ссориться стали. Марья Ивановна на Костю обозлилась. Во-первых, пропаганда — дело непустяковое и требует большой подготовки и опытности, а главное: марксист и лезет к мужику!
— Идите к рабочим! Для вас крестьянство — буржуи.
— Да, с дураками трудненько разговаривать!
— Да и вы неумно говорили. Предоставили бы Синеву, лучше было бы… С вами арестуют еще… До свиданья! Я не желаю с вами…
Разошлись в разные стороны.
А вот у Синева дело хорошо идет, потому все чувствуют, что — «свой человек».
Подошел Синев к другой кучке людей — здесь про сотворение человека разговор идет:
— Како сотворен человек бысть?
— По образу и подобию Божьему!
— Правда, да не вся! Вот как было. Когда Сатана был низвержен с небес, он владыкой на земле оказался. Владыка — владыка, а царствовать не над кем. Что делать? Слепил он из глины подобие человеческое, а оживить не может. Узрел то Господь с небеси и совершил чудо [422] : дыханием своим дохнул в лицо творению Сатаны, и подобие ожило и человеком сделалось. Вот и вышло, что плоть наша от дьявола, а душа от дуновения Божьего. В нас и божеское, и дьявольское, добро и зло, две воли: одна — к земле, другая к небеси устремляется. Какое же, братие, наше назначение? Побеждай в себе дьявола! Старайся не дьявольским, а Божиим рабом содеяться…
422
В Библии о сотворении человека сказано: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2, 7).
Вот тут и впутался опять Глеб Синев:
— Ты, старик, как видимо, очень много знаешь. Скажи ты нам, почему Бог одних господами, а вот меня мужиком сделал?
— У Господа все мы равны. Разделения энтого нету!
— Стало быть, сами люди это сделали?
— Выходит, что так. Сами.
— Ну, а если на небеси все равны, так почему на земле нет этого уравнения? Сказано в молитве Господней: «Да приидет Царствие Твое, яко на небеси, тако и на земли». Как же теперь правду небесную к нам на землю переправить? Сделать, стало быть, так, как на небеси: все равны, нет ни богатых, ни бедных, ни господ, ни слуг, а все братья и сестры! Уравнение, значит, всех правое. А покуда этого не добьемся, кривда будет гулять…
Подошли к толпе слушателей Ананькины, Людочка Тыркина: любопытно, о чем тут спорят. Все притихли, насторожились: Вани в капитанской форме испугались, а Синеву их не видать, спиной стоит, разглагольствует. Шепнул ему на ухо старик — оглянулся Синев и смутился, а Ваня пальцем ему погрозил и сказал:
— Опять, видно, по тюрьме соскучился?
Тот виновато улыбнулся и развел руками:
— А что я говорил? Я молитву Господню толкую.
Толпа поддержала Синева:
— Ничего худого этот человек не говорил. Про божественное наши разговоры…
Ваня со спутницами ушли, а тут шептаться начали:
— Что господа, что попы, что урядники — все одно.
— Друг за дружку вступаются…
— Не хотят, чтобы на земли яко на небеси было…
— И правду сказал человек этот: они правду-то съели!
— А вы помолчите: вон опять подошел энтот, «слухач» господский!
Стали подниматься с насиженного места. Точно воробьи ястреба увидали. Поползли кто куда, больше в зеленый сумрак оврагов…
Ваня с Зиночкой и Людочкой пошли к православной часовне послушать, как Григорий Николаевич с попами-миссионерами спорит.