Отдай туфлю, Золушка!
Шрифт:
Стало как-то… радостнее, что ли.
Итак, что мы имеем: колдун, хозяин замка Вечности, имя — неизвестно. Гильом, страдающий от неизлечимого или излечимого паралича ног. Мари — фея, неплохо шарящая в физике. И я — бессердечная девица, пленница Холодного замка. Мне надо как-то выбраться отсюда, но вот только — как? Я ведь заключила сделку с монстром.
Я задумалась. Снова легла, завернувшись в тёплый плащик. Вариант один: новая сделка. Старая ведь не предполагала конечности завершения. Ну а тогда… Что я могу предложить Фаэрту? Ничего. Значит, мне нужно что-то, что я смогу предложить
Вот с этого завтра и начну. И на таком позитиве я и уснула.
Глава 18
Черная башня
«Она так прекрасна! Так восхитительна! Такое чудо! Вот что значит — истинная любовь!».
— Сволочь! — Марион резко открыл глаза и сел.
Потряс головой, но голоса не унимались. Они разными эти невыносимые голоса: властные, нежные, мягкие, жёсткие… Тише, громче, пронзительно, гугниво…
— Я схожу с ума, — прошептал принц и схватился за голову.
«Ты — счастливчик! — возразил ему жизнерадостный голос. — Мало кто в жизни находит своё счастье».
— Задрал! — рявкнул Марион и поднялся. Пошатнулся, схватился за столбик кровати.
Новый рой причудливых голосов обрушился на него. «Она так прекрасна!… езло… истин…». Мир кружился, наплывал, валил с ног, словно излишне дружелюбная собака. Принц облизнул губы.
— Чувства красотки ветренней ветра, — прошептал хрипло и, пошатываясь, вышел в коридор.
Здесь пол снова выскользнул из-под ног, Марион ухватился за стену. «Что со мной? — забилась испуганная мысль в хоре восторженных голосов. — Я же не пил…». «Ты пьян любовью», — тотчас прозвучал ответ.
— Она…
— Она…
— … она…
— … Золушка…
— У меня сейчас лопнет голова.
«Отлично! Это так прекрасно!». «Вдруг это её рассмешит? Может, она улыбнётся?».
И счастье назойливым щенком толкнулось в рёбра. Марион укусил себя за губу посильнее.
— Я тебя ненавижу, — выдохнул хрипло.
«О, это любовь», «это — любовь», «любовь!» — рассмеялись и зашушукались вокруг. Принц, словно пьяный, двинулся вдоль стены, а затем рывком перебросил тело к лестнице.
«Мы должны пойти к ней, к ней! — ликовало внутри. — Мы скажем ей, что хотим прямо сейчас отдай ей свою жизнь. Или всё, что она попросит!» — «С ума сошёл?! Нет, нет! Нельзя её будить. Нельзя! Мы просто ляжем у двери и будем её ждать». — «Какое счастье! Какое счастье!».
Марион не спорил. Их всё равно не переспорить — он столько раз уже пробовал. Он падал со ступеньки на ступеньку, пытаясь удержаться за перила.
— Ваше высочество? — в его глаза заглянуло усатое лицо. — С вами всё в порядке?
— Нет.
Он никак не мог вспомнить, кто это такой. Лицо было знакомым, даже очень, но тысячи мыслей, хороводящих в голове, сбивали, не давая понять.
— Я могу чем-то вам помочь? — тепло спросил густой голос сквозь пелену какафонии.
Мужчине больше сорока точно. Марион вдруг понял и обрадовался тому, что хоть что-то понял. Новый рёв голосов.
— Коня. Мне нужен
— Приказать вам его запрячь?
— Да.
— Может, не стоит? Лекаря бы вам…
«Что он понимает?», «Она, боже, боже…», «У неё такие крохотные пальчики… такие нежные…».
— Заткнитесь! — заорал Марион, схватившись за виски.
Усатое лицо отодвинулось. Сочувствие сменилось отчуждённостью.
— Простите, Ваше высочество. Куда велите подавать?
Принцу захотелось извиниться, но он не знал — как. А ещё хотелось обнажить шпагу и вызвать все эти голоса на бой.
— Доведите меня до ближайшего выхода в парк. И подайте туда.
Стражник поклонился.
«Как же она останется одна? Без нас?!» — голоса завопили синхронно и истошно. Мариону до безумия захотелось отшвырнуть бедного стражника и броситься обратно. А вдруг что-то с ней случилось? Но, обливаясь потом от напряжения, принц вцепился в крепкое плечо знакомого незнакомца.
— Ведите.
— Вам бы лекаря…
Видимо, это был очень жалостливый человек, если дерзнул на повторное сочувствие.
— К нему и еду.
Лгал Марион легко. В этом деле он, как говорится, собаку съел. Это не было чем-то удивительным: кто не лжёт при дворе? Принц никогда не гордился этим мастерством. А вот талантом различать чужую ложь — гордился. Враньё он делил на три категории: опасное, вредное и забавное. Когда дама лжёт, что влюблена в тебя высокой и чистой любовью, или что на её перстне драгоценный бриллиант из сокровищ султана — это забавно. Когда кавалер, подкручивая ус, клянётся, что не будь Марион принцем, то отбил бы прекрасную даму с оружием в руках — это забавно. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это видеть и понимать. А вот когда король улыбается тебе и называет «любимым сыном», то тут сложнее. Вообще, опасную ложь от вредной отличать не так просто, как обе — от забавной.
— Я чуть не убил ради неё Дезирэ, — прошептал Марион, лёжа на лестнице и чувствуя, как ливень охлаждает пылающий лоб. И щёки. И шею.
«Как это прекрасно! Как чудесно! Она этого достойна!» — тотчас завопили голоса хором. Марион жадно глотал тугие струи и не мог вспомнить, когда он пил в последний раз. И что. И ел… «Это приворот, — пробивались неясные, тяжёлые, словно гранитные валуны, собственные мысли. — И он будет неизбежно усиливаться. Пока я не умру».
Потому что приворот всегда заканчивается смертью. Так говорила Кара. И чем сильнее пробуждённая магией страсть, тем быстрее тело жертвы истощается. Тот, кто это сделал с Марионом, не разменивался на мелочи и явно спешил.
Принц попытался сосредоточиться, чтобы найти ответ на главный вопрос: зачем? — но не смог. Голоса орали, визжали, рыдали, истерили в его голове на все лады. И Марион сдался: перестал думать.
— Ваше высочество…
— Помоги мне сесть в седло.
Лошадь нервничала. Животные вообще не любят тех, кто ведёт себя странно, непривычно. Это же был непростой конь — боевой товарищ, чутко реагирующий на желания своего хозяина и вообще на всё вокруг. И всё же копыта нервно били о дорожку. Кое как взгромоздившись в седло, Марион, не прощаясь, ударил в лошадиные бока каблуками и прильнул к широкой шее.